Борьба страстей

Я никогда не забуду, какъ мн пришлось извести нашего стараго кота. Намъ везло въ томъ, что наши коты жили подолгу, такъ что у насъ въ дом постоянно бывалъ старый котъ. Отъ непрерывныхъ дракъ онъ ходилъ обыкновенно весь въ ранахъ и царапинахъ. Однажды нашъ котъ заболлъ и запаршивлъ такъ, что для насъ, дтей, онъ сдлался опаснымъ товарищемъ; мн было поручено его убить. Не потому, что я былъ старшимъ среди мальчиковъ, — я не былъ даже старшимъ, — но мать со всми своими секретами обращалась всегда ко мн, а не къ кому-нибудь другому, и поэтому я не могъ ей отказать. Все-таки я былъ самымъ подходящимъ для такого дла.

Топить его я не хотлъ, такъ какъ ему тамъ не хватитъ воздуху, думалъ я. Я хотлъ удавить его веревкой. Мн было въ то время лтъ девять-десять, не больше, и котъ былъ приблизительно того же возраста, такъ что съ моей стороны надо было имть много мужества.

Я понесъ кота въ кладовую. Тутъ я перекинулъ веревку черезъ вбитый въ стну желзный крюкъ, сдлалъ петлю посредин и сунулъ въ эту петлю шею кота. Затмъ я сталъ затягивать петлю. Я никогда не думалъ, чтобы больной котъ могъ быть такъ живучъ, какъ этотъ. Онъ ничего не высказывалъ мн, не просилъ меня о пощад, но началъ такъ задыхаться, что страшно было на него смотрть.

Я похолодлъ отъ ужаса. Онъ пытался высвободить свое тло изъ петли. Онъ бросался вверхъ и внизъ, кидался во вс стороны, одинъ разъ онъ вцпился въ меня когтями и порядочно поцарапалъ меня. Хорошо еще, что веревка была такая длинная. Я ршилъ итти все дальше къ концу веревки и потянулъ ее изо всхъ силъ. Котъ извивался въ рдкихъ конвульсіяхъ: то онъ лежалъ, растянувшись вдоль веревки, то онъ упирался головой въ веревку, неестественно высоко вытянувъ заднія лапы.

Я сталъ уговаривать его, какъ обыкновенно уговариваютъ лошадей, я говорилъ ему, чтобы онъ былъ покойнй; но онъ едва ли могъ меня слышать. Мы еще минутъ пять боролись съ нимъ такъ бшено; наконецъ, котъ сдлалъ послдній прыжокъ черезъ веревку, сталъ корчиться въ воздух и повисъ. Теперь онъ вислъ спокойно. Но я зналъ, что котъ очень живучъ, и потому въ продолженіе нсколькихъ минутъ не отпускалъ веревку. Всякій могъ бы меня теперь свободно свалить однимъ пальцемъ, такъ сильно дрожали мои ноги.

Котъ былъ мертвъ. И я пожиналъ лавры среди своихъ товарищей. Не каждому вдь удалось бы сдлать то, что я сдлалъ. Я всмъ говорилъ, что удавилъ кота собственными руками. И еслибъ кто-нибудь вздумалъ меня спросить, не оцарапалъ ли онъ меня при этомъ, то я могъ бы показать опасную царапину на рук и убдилъ бы этимъ всякаго въ истин своихъ словъ. Для людей и до сихъ поръ осталось тайной, какъ я отправилъ кота на тотъ свтъ…

Въ дом у насъ не было собакъ, такъ что зимой заяцъ свободно подходилъ чуть ли не къ самой нашей двери. Тогда мы стояли, притаившись, и щелкали языкомъ, чтобы его успокоить. Мы понимали, что онъ голоденъ, но намъ никогда не удавалось заставить его подойти къ намъ настолько близко, чтобъ накормить его. И намъ ничего не оставалось больше длать, какъ стоять въ сторон и молить Бога о сохраненіи зайца. Этому я научился у своего старшаго брата Ганса; но никто не хотлъ врить, чтобъ мы длали что-нибудь подобное.

За зиму по нашей дорог проходило не мало собакъ. Мы знали всхъ собакъ въ окрестности, но иногда пробгали совершенно незнакомыя намъ собаки, он приходили издалека и были обыкновенно изнурены вконецъ. Если мы ихъ подзывали, он не двигались и ложились на землю; никакими силами ихъ нельзя было сдвинуть съ мста.

Въ кладовой были только дв вещи, которыя намъ удавалось стянуть. То былъ пеклеванный хлбъ и селедка. И то намъ нельзя было брать заразъ большого количества, такъ какъ старшіе могли бы замтить; но у насъ была удивительная мать. Когда она заставала насъ въ кладовой, она уходила и длала видъ, что что-то забыла. И селедку и пеклеванный хлбъ мы ли частенько въ неурочное время, хотя и то и другое получали за обдомъ. Этимъ же хлбомъ и селедкой мы неоднократно спасали отъ голодной смерти собакъ, забгавшихъ издалека въ нашу сторону. Он съ жадностью пожирали ихъ и затмъ глотали снгъ, чтобы утолить жажду. Съ новыми силами он бжали дальше.

Однажды зимой мы съ Гансомъ похали въ лсъ за дровами и увидали оленя. Это была взрослая важенка (самка свернаго оленя). Она отбилась, вроятно, отъ своего стала, спасаясь отъ собакъ, и заблудилась. Снгъ былъ очень глубокъ, и когда она, завидя насъ, шарахнулась въ сторону отъ дороги, то могла пройти едва нсколько шаговъ. По мннію Ганса она была голодна. Тогда мы повернули лошадь и похали домой, чтобы принести важенк пеклеваннаго хлба и селедокъ. Совершенно неожиданно для насъ она съла и то и другое и совсмъ насъ не боялась. Когда мы хали по лсу, она все время бжала за нами, она стояла около насъ, пока мы накладывали дрова и когда мы похали домой, важенка отправилась съ нами вмст. Но дома она не позволяла взрослымъ гладить себя и начинала бить передними ногами, когда хотла кого-нибудь отогнать отъ себя.

Наступила ночь. На двор стоялъ жестокій морозъ.