- Мысль, что существует большое количество болезней, против которых мы сейчас бессильны и которые едва ли можем надеяться одолеть когда-нибудь, приводит некоторых нз нас, врачей, в такое отчаянье, словно мы ответственны за существование этих болезней, - так говорил Ослер в своей знаменитой речи, произнесенной в нюне 1909 г. в Торонто.
- Мы врачи, а не волшебники, - продолжал Ослер, - и хотя наши безнадежные больные имеют право на самый внимательный уход и мы должны делать всё возможное, чтобы облегчить их страдания...
Конечно, Майнот не верил в колдовство, не был суеверен, мыслил научно, но кроме того, он был впечатлителен.
- Но мы не должны дискредитировать искусство врачевания шарлатанскими обещаниями исцеления или затяжным лечением тех, кого старый Бертоноль называл «неизлечимыми хрониками».
Никто не знал лучше Майнота, какая неизлечимо-хроническая болезнь злокачественное малокровие. Он никого не обещал исцелить. Но он не мог перестать ужасаться при виде умирающих людей.
V
Майнот был профессором Гарвардского медицинского института, работал врачом в больнице, где специально изучался рак. Там же он наблюдал несколько больных, у которых тоже были не в порядке кроветворные органы, которые умирали от лейкемии - другой страшной болезни крови. Бывал он также в Питер-Бент-Бригхэмском госпитале и состоял консультантом по болезням крови в старом Массачузстском госпитале. В промежутках между этими занятиями вклинивалась его частная практика. Хотя в то время его главная исследовательская работа состояла в изучении рака, все же ему часто попадались и случаи злокачественного малокровия. Он все время старался разгадать загадку роста клеток. Почему некоторые клетки в организме перестают развиваться, почему они остаются опасными клетками-младенцами, как выразился Джемс Райт?
В 1921 году Майнот стал себя плохо чувствовать. Он был большого роста, худ как щепка, но в этом году вернулся из отпуска еще более исхудавшим... Как-то он с удивлением заметил, что начал покупать себе после завтрака бананы -раньше он этого не делал. Стал очень много есть, но нисколько не полнел. Он не переставал работать, - никогда не случалось ему бросать работу хотя бы на день, - но у него болела спина, ему все время хотелось пить, и чувствовал он себя скверно. Как-то раз он заперся у себя в лаборатории и начал себя исследовать. Вот он стоит у Бунзеновской горелки, кипятит в пробирке какую-то жидкость и наблюдает, как ее голубой цвет медного купороса превращается в зеленый, потом в желтый и, наконец, в грозный, зловещий, красный цвет. - Обнаружилась такая резкая положительная реакция на сахар, какую редко можно наблюдать в моче, - рассказывал позже Майнот.
Ему было всего тридцать четыре года. В этом возрасте сахарная болезнь так же опасна, как саркома. Майнот был женат, и у него были маленькие дети. Он обратился к специалисту по диабету, и если бы вы не знали, что он борется за жизнь, вам показалась бы смешною педантичность, с которой Майнот следовал всем указаниям предписанной ему голодной диеты. Он взвешивал на маленьких весах каждый кусочек, который съедал, и принимал приглашения на обед только в те дома, куда мог взять с собою свои маленькие весы.
Непрерывно мучил его голод, и он знал, что утоление этого голода убьет его. Он уже превратился в тень. Ему становилось все хуже и хуже, несмотря на диету, и только неистовое желание жить отгоняло от него смерть. И так как эта голодная диета поддерживала в нем искру жизни, то он необычайно увлекся возможными чудесами излечения всех болезней различными специальными диетами.
VI
Но вот Бантинг нашел инсулин, и это спасло Майнота. Он выздоровел стремительно, волшебно, как все спасенные инсулином. Его все возраставшее увлечение диетой, диетой, диетой непреложно вело его к тому удивительному открытию, которое уже брезжило вдали и о котором он еще ничего не знал. Наступил 1922 год, а оживший Майнот еще понятия не имел о том, что его открытие в двух шагах от него. Но может быть прав Биль Кастль, спросивший:
- Если заранее знать, что откроешь, то какое же это, чорт возьми, открытие?
Еще в 1910 году Майнот начал расспрашивать не только больных злокачественным малокровием, но и всех пациентов, что они едят. Студенты, прикрывая рот ладонью, шептали: «Вот уже доктор Майнот открыл, что старая миссис Бланк никогда не ела шпината до десятилетнего возраста». - И фыркали.
Майноту уже казалось, что он напал на след чего-то очень значительного, когда он установил, что больные злокачественным малокровием в большинстве были очень разборчивы в еде. Майнот задавал своим пациентам необычайные вопросы, на которые ни у одного другого врача, вероятно, не хватало ни времени, ни терпения. Он не оставлял их в покое и был очень недоволен, когда они говорили ему, что каждый день едят мясо. И он продолжал их выспрашивать, действительно ли они съедали это мясо, и какое, и сколько, и он замечал, что многие не притрагивались к мясу, хотя оно и стояло у них на столе, и отдавали странное предпочтение маслу и жирам.