Боратынский

* Все это слишком похоже на роман (фр.).

** Туда, туда! (нем.).

-- Да! -- отвечала она в лад мне. -- Dahin! dahin! В Сабинские горы. Разводить огород и ставить пугала, чтобы птицы не поклевали урожай! Заманчивое предложение для влюбленного сердца...

С минуту мы молчали. -- Долгим, задумчивым, печальным взором посмотрела она мне в глаза. Мой взгляд тоже сделался печален и задумчив, однако я был спокоен. Я чувствовал уже точно, что она не любит меня, и понимал, что наше свидание в беседке останется в моей памяти единственным свидетельством моей любви к ней. Мне было грустно.

Раскаты грома отдалялись от беседки, но дождь еще лил. В воздухе распространялась сырость. Мне становилось холодно. Нечаянно наши лица сблизились, ее мягкие прекрасные руки обвились вокруг моей шеи, и поцелуй этот, медленный, томный и вместе какой-то стыдливый, был столь долог и напоен таким сладострастным пламенем, что душа моя помутилась. Когда я очнулся, княгиня стояла возле выхода из беседки, опершись рукою на один из столбиков, поддерживающих крышу, и смотрела на плющ невидящим и немигающим взором. Я вскочил со скамьи, но она рукой остановила меня.

-- Довольно! -- сказал она решительно и гневно. -- Я не отца простого дочь простая. Вы забываетесь, сударь! -- Каждое слово окатывало меня холодом. -- К несчастью, не дочь простая... Нет! Довольно! Оставьте! -Холодно и зло говорила она. -- Да, я порочная женщина. Да, вы прекрасно знаете это, но я не позволю вам... -- И вдруг она судорожно закрыла глаза рукой и, опустившись на скамью, зарыдала.

-- Боже мой! -- Все перевернулось во мне. Я бросился к ее ногам. -Боже мой! -- вскричал я, сжимая ее ладони в своих и покрывая поцелуями; она не отнимала своих рук, и слезы катились по ее щекам. -- Боже мой! Да если бы я был не я, если бы вы были свободны, если бы князь был вашим отцом, я немедленно, сейчас же, здесь же просил бы вашей руки. -- Я дрожал всем телом. Мягко освободила она правую руку и ласково провела ею по моей голове.

-- Нет, -- вымолвила она, -- я порочная женщина! Я знаю это. -- И слезы покатились новым дождем. Никогда в жизни я не видел более прекрасных глаз. Глубокие и страдающие, они были неизъяснимо прекрасны. Я был готов в ту минуту на все, что она скажет. -- И вы не стали бы просить моей руки... -Она прикрыла глаза, затем сказала с жаром: -- Да, я люблю вас так, как не любила никогда ваша поселяночка! Но вы, вы не любите меня! Вы сами сказали, что вам довольно наслаждаться грибным дождем в летний полдень, лишь бы это наслаждение не усиливало вашего одиночества! Ну и наслаждайтесь! Как вы сказали? Двойственно? Только не со мной! Оставьте меня! Встаньте, придите в себя! У вас еще все впереди, и не надо обманываться. Вы меня никогда не любили! -- Она резко отодвинулась в глубь скамьи и скрестила руки на груди. Я едва не опрокинулся от ее быстрого движения.

-- Я?! Не любил вас?! В тот миг, как я увидел вас, я понял,что сердце мое разбито! Я наслаждаюсь вашим голосом, взорами, движениями! Только приличия света вынуждали меня молчать до сей поры!.. -- Я нес весь этот любовный вздор, и веря и не веря себе. Голова моя кружилась.

-- Вы... вы в самом деле любите меня? -- с тоской спросила она. Каждое слово давалось ей с видимым трудом. -- Ежели... вы не обманываетесь, обещайте... помнить меня. Всегда... Обещайте... Когда я буду молить вас о помощи, вы протянете мне руку? вы не отвернетесь? не презрите меня?.. -- Я буквально осязал, как ее печаль волнами переливается в меня. Жгущая душу жалость к ней завладевала мною. -- Обещайте ж мне быть моим ангелом-хранителем... Я прошу вас... -- И дальше она стала называть меня теми исполненными неги и пламени словами, которые незачем предавать бумаге, ибо смысл их, всем известный, сохраняется только в подобные минуты.

-- Да! -- клялся я в безумии! -- Да! Я! Я буду вашим хранителем! Я буду целовать ваши следы! Я хочу поминутно видеть вас, слышать вас... -- В такие мгновения и обычно-то не вполне отдаешь себе отчет в своих заверениях, а на меня нашло просто какое-то помрачение: ни перед кем я не изливал столь словоохотливо свою пылкость, никогда до такой степени не терял себя.

Видимо, долго еще я обнимал ее колени и целовал руки, ибо, когда очнулся, дождь уже прекратился, и лесная тишина нарушалась только падением с мокрых ветвей отдельных крупных капель, глухо шлепавших по нижним листьям.