Боратынский

-- Забавно! -- сказал я и выглянул из беседки. Черно-фиолетовое небо стояло над головой, сея тяжелые частые капли. Тотчас промокнув, я влетел назад. Загремел гром, и через несколько мгновений над нашим убежищем стал раздаваться оглушительный грохот, сопровождаемый яркими, ярче дневного света, вспышками молний. Княгиня не была испугана, только румянец проступил на ее слегка смуглом лице, да глаза в наступившем сумраке черно блистали. Мы были теперь отрезаны от остального мира стеной дождя. Знойное полузабытье мое отлетело, слегка промокшая одежда бодрила, сердце забилось.

Удар грома совпал с началом ее фразы, первых слов я не расслышал и вынужден был переспросить.

-- Я сказала: много ли у вас грехов и не боитесь ли вы умереть без покаяния?

-- Главное, не умереть от страха, -- отвечал я полусерьезно. -- Что же до покаяния, то, думаю, достаточно той змеи воспоминаний о совершенных преступлениях, которая всегда жалит нас.

-- Вас грызет раскаяние? -- Брови ее приподнялись. -- А я не знала, что знакома с преступником. Покайтесь.

Новый раскат грома был уважительной причиной моему молчанию.

-- Что ж вы молчите? Покайтесь немедленно. -- Тон ее был нарочито капризен. -- Сейчас же! Я хочу! -- Она заметно оживилась с началом грозы, и я чувствовал, что нараставший во мне порыв не будет встречен отказом -требовалось лишь некоторое время. Я кивнул головой:

-- Хорошо. Только с условием, что вы, в свою очередь, сделаете то же.

-- О! Я готова рассказать целую поэму -- если, разумеется, вы пожелаете слушать.

-- ?

-- Все зависит, -- она лукаво улыбнулась, -- от того, по отношению к кому совершено преступление. К примеру, вы с удовольствием выслушаете рассказ о том, как некий юноша, -- она все более оживлялась, -- которого вы знать не знаете, но тем не менее, надеюсь, уже относитесь к нему с тайной недоброжелательностью, потому только, что он был знаком со мной, -- и она посмотрела мне в глаза так спокойно и невинно, что я должен был срочно явить в лице своем нечто вроде смущенной надежды, чтобы она рассмеялась. -- О чем я говорила? А! Об одном повесе, которому некая особа вскружила голову. Так вот, если я расскажу историю злоключений этого повесы, в коих я повинна, вы примете мою поэму с любопытством и, быть может, некоторым участием -- не к нему, полагаю, а ко мне. Но ежели, -- продолжала она, -- я скажу, что героем моего покаяния являетесь вы, -- сомнительно, чтобы вам моя поэма понравилась.

-- Отчего же? Впрочем, вряд ли я смогу стать вашим персонажем. Я стараюсь быть рассудителен и избегать любовных злоключений. Я слишком хорошо все предчувствую, ибо испытал, что такое коварство и измена. Поэтому ныне издалека предвижу обман и успеваю себя к нему приготовить. Становится только немного грустно, и я стремлюсь незаметно уйти.

-- Чтобы встретить другую обманщицу?

-- Увы, так случалось почти всегда, -- я выразил в лице печальную иронию.

-- Никогда не поверю, чтоб вы были лишь несчастливы в своих увлечениях!

Я улыбнулся элегически:

-- Было время, я так не чувствовал... Но вы, кажется, начали рассказывать свою поэму?

-- Ну нет! Сначала вы! Вы разожгли мое любопытство. Не томите меня. Итак, было время...