Бонсай

Около четверти часа он показывал ей звезды: Пояс Ориона, Большую Медведицу, Венеру, Кассиопею. Он и раньше уводил ее к звездам, тогда они были молоды, невинны и перед ними лежала вся жизнь. Признавая свое поражение, она склонилась к нему.

В день отъезда Нина упаковала все вещи и выставила сумки на террасу. Пустые чемоданы остались в сарае. Потом хорошенько убралась в доме, где собирались пожить их друзья. Стефан и Элин сидели в саду, в тени деревьев, ждали, когда она закончит, чтобы вызвать такси. На чудесной полянке царил особый полуденный покой. На коленях у Стефана лежал раскрытый Пруст — единственное, что не было упаковано. Элин поддразнивала Стефана, говоря, что он не может обойтись без пустышки. Оба испытывали облегчение, что отпуск кончился, и мечтали попасть домой.

— Расскажи-ка мне, как ты, детка. Надеюсь, тебя не слишком утомило житье со стариками, — сказал Стефан с внезапной мягкостью. Он смотрел на дочь как на продолжение себя самого и, пока та не обзавелась семьей, мечтал, что она пойдет по его стопам.

— Как я? Могу рассказать, но это надолго.

— Время у нас есть. Твоя мама еще не скоро закончит. Так что можешь пока меня развлечь.

— Я расскажу тебе сон, что приснился мне вчера на пляже. — Элин подвинула стул и села напротив него.

— Ну, давай. Я весь внимание, малышка моя. — Стефан любил Элин как себя самого.

— Вначале было только три человека. Папа, мама и я. Мы были чем-то особенным. Наше триединство отделяло нас от остального мира. Все прочие люди были другой породы, с другими обычаями и нравами, другими правилами, не такими, как у нас. Я не знала, в чем разница. Это чувство я впитала с молоком матери, как нечто данное от природы, неоспоримый факт.

Начну с папы. Я очень гордилась им. Он был умным, рассказывал истории о принцах и принцессах, рыцарях и девицах. Катал меня на плечах. Он был лошадью. Я — человеком. Вместе мы были кентавром. Наполовину человеком. Наполовину животным. Он был строгим. Особенно в том, что касалось чистки зубов и укладывания в кровать. Каждый вечер читал мне греческие мифы. Он познакомил меня с величественным миром Античности. Где Афина рождалась из головы Зевса. Главного бога, господствующего над меньшими богами и полубогами. Отец сделал меня дочерью бога, а сам, собственной персоной, был Зевсом.

Я боялась гнева отца. Не известно было, когда грянет гром. Гроза могла разразиться, если я слишком громко кричала или не хотела есть экзотическое блюдо, которое он с большим старанием приготовил. Единственный раз я получила пощечину — однажды утром, когда отказалась идти в садик, не попрощавшись с мамой. Моя мама словно бы исчезла для меня в тот момент, когда я почувствовала большую руку отца на своей маленькой щеке. Во всем мире остались только мы с папой. Саркофагом с мертвой женщиной застыла мамина постель, в которой ей не спалось по ночам, и потому она досыпала по утрам. Я не слишком много помню о маме. Только что у нее были длинные темные волосы и она никогда не радовалась. Она была как темный хвойный лес, закрытый и недостижимый. А я была светлым буковым лесочком. И боялась темного леса, в который возвращалась мама. Потому что там она превращалась в ведьму.

Когда после папиной сказки гасили свет, я лежала в кровати во тьме и ждала, что ведьма выйдет из леса и заберет меня туда. Сначала из пола вырастали темные деревья. Или они пробирались сквозь закрытую дверь. Папа не разрешал ее приоткрывать. Как и оставлять включенным ночник. Его слово было законом.

Деревья заполняли комнату до стен. Самые высокие стояли вокруг моей постели. Я знала, что мама — среди деревьев. Она оделась елкой, чтобы обмануть меня. Я была вне себя от ярости. Напрягалась всем телом. Звала маму, но безответно. Она дразнила меня, это для нее было несложно, потому что я сильно в ней нуждалась, ждала бы ее до скончания света. В отчаянии я кричала в чащу леса. Папа сидел в гостиной. Он три раза постучал в стену. Надо тихо лежать в постельке. Тогда я зашептала. Мама понимала и шепот, и крик. Я увидела прядь кудрявых ведьминских волос, непохожих на ее прямые волосы молодой женщины. У меня была такая милая красивая юная мама. Папа тоже был совсем молодым. Он был старшим братом, а мама — старшей сестрой, о которых я всегда мечтала. Я была младшей сестрой в семье. Меня баловали старшие сестры и братья, но старший брат еще и держал в строгости. Старшая сестра была ласковой и милой и не могла мне ни в чем отказать. Поэтому с просьбами я всегда шла к ней.