И тем более хороший командир может и должен поддерживать в коллективе здоровый моральный климат. Уважать его должны не только как командира, но и как лидера, как коммуниста, — помполит продолжал гнуть свою линию, пока не догадываясь, куда клонит собеседник.
— К сожалению, не получается одинаково хорошо делать два дела одновременно. Вы точно заметили про моральный климат. Все верно, поэтому в нашей армии и существуют командиры, отвечающие именно за политическую подготовку, прошедшие специальные учебные курсы, люди, к которым любой боец всегда может обратиться за помощью.
— Поэтому я вам и предлагаю подключиться к общественной работе. Способности есть, опыт наберете. Или вы хотите сказать?.. — Абрамов бросил на Ливанова недоуменный взгляд.
— Да, Дмитрий Сергеевич, я же летчик, я не могу без неба. Я привык, и я хочу летать. Летать лучше, выше и дальше всех. Разве это плохо? Валерий Чкалов тоже не занимался общественной работой, пока Партия не попросила. Но сначала он совершил перелет через Полюс, сначала он совершил подвиг, раздвинул границы нашей Родины не только горизонтально, но и вертикально — в звенящие небеса. Товарищ помполит, Дмитрий Сергеевич, вы уж извините, но нет у меня тяги к общественной работе. Каждому свое. Где родился, там и пригодился.
— Отказываетесь? — Абрамов грустно усмехнулся и махнул рукой. — Ладно, не буду настаивать. Рекомендацию в партию дам, если созреете, товарищ старший лейтенант. Но и наш идеологический фронт прошу не забывать. Помните, вы воюете не за себя, служите не для себя, а ради нашего народа, ради Советского Союза.
— Не забуду, Дмитрий Сергеевич. Спасибо вам большое за понимание. Если что от меня потребуется, всегда рад помочь.
— Не за что, — подбодрил старлея помполит.
В этот же день сам Овсянников заглянул посмотреть на тренировки эскадрильи. Подполковник внимательно наблюдал за маневрами тройки «ДБ-ЗФ» над окраиной летного поля, молча дождался, когда все экипажи приземлятся, доложатся старшему инструктору и командиру эскадрильи. Владимир Ливанов решил первым с расспросами не лезть, спокойно перечитывал инструкцию по пользованию коротковолновой радиостанцией ближней связи. Доклады приземлившихся летчиков он выслушал спокойно, сделал пару замечаний и дал разрешение на взлет следующей тройки.
— Я сначала не очень верил, а теперь сам вижу: работа у тебя идет, — заметил командир полка, когда все три самолета оторвались от бетонки и ушли в небо с набором высоты.
— Стараемся, товарищ подполковник.
— Хорошо. Когда планируете перейти к ночным полетам?
— Через два-три дня, если инструкторы дадут добро. Я планирую сначала пересесть на свои самолеты, а уже потом переходить к ночным тренировкам.
— Правильно мыслишь. Готовься сдавать дела, свою эскадрилью сколотишь, и я тебя снимаю с учебной группы. Полку давно нужна четвертая эскадрилья.
— Благодарю, товарищ подполковник.
— Не за что, — отмахнулся Иван Маркович.
Сам того не понимая, Овсянников завершил разговор с Ливановым той же самой фразой, что и помполит. Надо ли говорить, но воспринято это было иначе. Если после слов Абрамова Владимир вежливо кивнул, напялив на лицо маску легкого сожаления, то сейчас он искренне был рад тому, что его старания замечены и одобрены. Последние дни учебы, и снова в бой. Почему-то Ливанов считал, что однополчане за глаза осуждают тех, кому выпало «прохлаждаться» в учебной эскадрилье, пока остальные экипажи безропотно тянут лямку еженощных боевых вылетов через огонь и непогоду.
Глава 20
Передышка
Новый день — новые хлопоты. С точки зрения Ивана Марковича, это правило в последнее время неукоснительно подтверждалось. Несмотря на свежее пополнение, активный состав полка опять сократился. Слишком много самолетов получили повреждения за последние ночи.
Овсянников уже собирался докладывать в штаб корпуса, просить, чтоб полк на несколько дней сняли с боевой работы. Иначе на следующее задание пришлось бы выпускать только одну эскадрилью, четвертую. А это риск — пусть техника у старшего лейтенанта Ливанова новая, самолеты хорошие, но зато треть состава — неопытный молодняк, а остальные только-только освоили новые самолеты. Иван Маркович боялся за людей, не хотел отправлять новоиспеченного комэска на сложное задание.
К счастью, рапорт так и остался в столе, и в штаб корпуса подполковник Овсянников не полетел. Помогла погода. Кто-то там на небе снисходительно отнесся к проблемам командира советского дальнебомбардировочного полка и обеспечил долгожданную передышку.
Днем 18 сентября пришло штормовое предупреждение, а следом приказ, отменяющий полученное накануне боевое задание. Мелочь, а приятно. Благодаря грозовому фронту получили две ночи отдыха. Весь следующий день погода тоже не радовала, ни о каких полетах и речи быть не могло.