Бомбардировщики

Мысли Ливанова были далеко. Он, замкнувшись в себе, размышлял, до чего может довести человека эта проклятая война. Вспомнился первый боевой вылет. Перед глазами снова предстал горящий «Юнкере», упрямо прущий к вражескому аэродрому. Эскадрилья «Сто десятых», практически самовольно бросившаяся в огонь сражения, против превосходящего противника. И это вместо того, чтобы спокойно довести бомбардировочный полк до своей базы. А ведь никто не заставлял «Me-110» лезть в волчью пасть, сами ввязались в драку. Не смогли, стиснув зубы, смотреть со стороны, как англичане чехвостят неповоротливых «Хейнкелей». Знали, что у них мало шансов выжить в бою с верткими, легкими и чертовски опасными «Спитфайрами», а все равно атаковали.

Жизнь и смерть. Иногда невозможно отличить одно от другого. Иногда нельзя переступить через себя, нельзя однозначно выбирать жизнь. Парадоксально? Но так и есть. Как тот невысокий худенький паренек с не по возрасту серьезным, изрезанным глубокими морщинами лицом и погонами обер-лейтенанта люфтваффе на плечах. Он тоже сегодня решил, что ему больше незачем жить, и выжил назло всем. Окружающие скажут — счастливчик. Скажут и не поймут, что человек дорого бы дал, лишь бы избежать такого «счастья» — мстить за близкого человека.

* * *

К середине ноября зима полностью вступила в свои права. Снег выпал ко Дню Революции, к середине месяца намело как следует. Вечер. Темно. Освещенный тусклыми фонарями перрон. Паровоз медленно, как бы нехотя, втянул состав под навес и остановился, окутанный клубами пара. Уставший от дороги и немного замерзший в продуваемом всеми ветрами вагоне Володя Ливанов одним из первых выскочил на перрон, благо весь его багаж помещался в небольшом потертом чемоданчике.

— Ну вот я дома, — пробормотал себе под нос молодой человек, продираясь через толпу встречающих, провожающих и отъезжающих. На привокзальную площадь он прошел не через здание вокзала, а напрямик, через неприметную калитку в ограде. Та самая, примеченная с детства калитка. Дворовые мальчишки в свое время любили бегать на вокзал, смотреть на поезда.

Да, вокруг ничего не изменилось. Помпезное здание вокзала, часы на башне, брусчатка под ногами. Всего-то год прошел с небольшим. Даже трамвай продребезжал и остановился перед стрелкой приметный. На желтом борту вагона вырисовывалась цифра «18». Володя ясно видел, что восьмерка полустерлась и похожа на тройку. Хм, до сих пор в депо ни у кого руки не дошли подправить номер. Или привыкли все, не обращают внимания.

Вагоновожатым в этом трамвае должен быть рыжеусый, круглолицый здоровяк. Дядей Мишей его звали. Помнится, он всегда громко ругался и, бывало, останавливал трамвай и выскакивал из кабины, чтобы прогнать прицепившихся к «колбасе» шкетов.

Эх, неплохо бы сейчас самому вспомнить детство, прокатиться на «колбасе»! При этой мысли Володя многозначительно хмыкнул себе под нос. Не стоит. Не хватало еще новенькой шинелью за какую железку зацепиться или еще хуже — попасться милиции. Позору потом не оберешься.

Нет, детские шалости остались в прошлом, на этот раз Ливанов ехал, как законопослушный гражданин, на задней площадке. Хорошо, бесплатно. При виде курсантских значков кондуктор только кивнул и прошел мимо, обилечивать штатских. Видимо, и не узнал бывшего озорника.

Дома Володю встретили с распростертыми объятьями. Родители и брат только-только пришли с работы. Задержались немного, батька объяснил, что на профсоюзном собрании месяц назад решили продлить смену еще на час. План мужики хотят перевыполнить, да и премичишка будет нелишней. Директора уломали, клятвенно уверили, что все будет без последствий, а отдохнуть успеют. Тем более зима наступает, дома делать особо и нечего, вот летом — другое дело, все строго по графику.

Родные, конечно, обрадовались нежданно-негаданно вернувшемуся домой курсанту. Мама все не могла в себя прийти, как на пороге с охами да причитаниями обняла Володьку, так весь вечер от него не отходила, словно боялась его отпустить.

Батька и брат, потискав и потрепав по загривку блудного сына, быстро ускользнули на кухню накрывать на стол. В доме Ливановых работу не делили на мужскую и женскую. Кто может, у кого время есть, тот и делает. Потому, наверное, и споров у них практически не бывало. Пока Володя раздевался и распаковывал свой немудреный скарб, с кухни потянуло ароматами жаренной на подсолнечном масле картошки и вареного мяса. По доносившимся замечаниям Димы можно было понять, что все это было приготовлено и не доедено с прошлого вечера, оставалось только разогреть.

Через десять минут сияющий, как новый полтинник, батька заглянул в комнату и провозгласил, что, дескать, просим всех к столу, да не мешкать. К этому времени Володя уже немного утомился от маминых расспросов: что там да как? Не слишком ли тяжело в армии? Не мучают ли командиры? Как вас кормят? Хуже, чем дома? Где живете? Не мешают ли товарищи по казарме спать?