Четыре брата Пари, сыновья трактирщика в Муаране (Дофине), днем без устали работали в отцовском заведении, а по ночам корпели над книгами, когда в один прекрасный вечер 1710 года во двор трактира въехал экипаж герцогини Бургундской. Достаточно ей было отобедать, и судьба вынесла свой приговор: эти четверо предназначены не для того, чтобы щипать кур. Они родились поварами, но станут банкирами. Герцогиня рекомендовала их губернатору Дофине. Дважды повторять не пришлось. Десять лет спустя состояние братьев не поддавалось счету, они командовали министрами. Случалось, какой-нибудь кардинал де Флери приговаривал их к изгнанию и разорению. Но Флери проходили, а братья Пари возвращались из ссылки еще богаче прежнего. Ученик Самюэля Бернара, Пари-Дюверне, самый умный и, главное, самый тонкий политик из четырех, пользовался в царствие Людовика XV солидным влиянием. В тени королевских любовниц - г-жи де При, герцогини де Шатору и особенно маркизы де Помпадур - он вертел властями, министрами и армией. Разве не был он, по выражению маршала де Ноайя, мучным генералом, иными словами - целым интендантством в одном лице? После окончания Семилетней войны и отставки г-жи Помпадур Пари-Дюверне оказался в оппозиции, точнее, в резерве королевства. Это не помешало ему энергично влиять на события, подготавливая свое возвращение, и на свой лад служить Франции. Пари-Дюверне принадлежал к антианглийскому клану. Он понимал, что в 1763 году для величия Франции необходимо поражение Англии. Мы увидим, что Бомарше до конца жизни останется верен политическим взглядам своего учителя и будет готов пожертвовать ради них своей репутацией, деловыми интересами, а подчас и свободой. Но пока компаньоны помышляют лишь о том, чтобы вернуть Канаду и Луизиану. Вскарабкавшись на вершину, маленький часовщик и старый поваренок отнюдь не стремятся вниз. Однако оба они умеют трезво оценить обстановку и безошибочно примениться к тому, что ныне назвали бы социальным контекстом. Чтобы воздействовать на свое время, необходимо придерживаться известных правил, следовательно, приспосабливаться к существующей системе. Чтобы добиться власти и веса в обществе, необходимо финансовое могущество. А это требует гибкости, предприимчивости и твердости характера. В самом деле, куда как легко соблазниться внешним успехом, принять средства за цели. Титулы, привилегии, почетные должности - необходимы, но недостаточны для действия. Это пароль, с помощью которого можно проникнуть куда нужно, но этого мало, чтобы играть определенную роль. Действительно ли Пари-Дюверне увидел в Бомарше, как считают многие, всего-навсего удобного посредника, чье влияние и осведомленность он мог использовать? Не думаю.
Немилость, в которую впал банкир, была относительной; несмотря на холодность принцев, министры продолжали к нему прислушиваться. Что до Бомарше, было бы преувеличением полагать, будто его кредит распространялся и на политику. Пока он только забавляет, пленяет, он - в моде. Остаются, таким образом, объяснения психологические - чувства. Этот старик и этот молодой человек, вне всяких сомнений, полюбили друг друга. На закате жизни Пари-Дюверне искал наследника, преемника, возможно, ученика. Встретив Пьера-Огюстена, он посвятил последние годы жизни его формированию, иными словами, научил Бомарше всем хитростям и уловкам политики.
Он просветил меня, и я его должник
За то немногое, чего достиг.
Прежде всего Пари-Дюверне укрепил положение Бомарше, которому ни его смехотворная должность контролера трапезы, ни его роль учителя музыки не давали настоящего дворянства. Банкир купил Пьеру-Огюстену то, что в ту пору красочно именовалось "мыльцем для мужлана", иными словами - патент королевского секретаря, стоивший 55 000 франков, но зато обеспечивавший ему законное право носить имя де Бомарше.
Не следовало ли, однако, завершить метаморфозу, стереть память о прошлом, короче говоря, закрыть лавку? С этим связано поразительное письмо Бомарше отцу от 2 января 1761 года - тут необходимо привести важнейший отрывок:
"...будь в моей воле выбрать подарок, который мне хотелось бы от Вас получить, ничем Вы не доставили бы мне большего удовольствия, как соблаговолив вспомнить об обещании, коего исполнение столь долго оттягивается, и убрав вывеску над своей дверью: я завершаю сейчас одно дело, и единственное, что может мне помешать, - Ваши занятия коммерцией, ибо Вы оповещаете всех об этом надписью, не оставляющей никаких сомнений. До сих пор Вы не давали оснований думать, будто в Ваши намерения входит неизменно отказывать мне в том, чем сами Вы вовсе не дорожите, но что в корне меняет мою судьбу из-за дурацких предубеждений в этой стране. Коль скоро не в наших силах изменить предрассудок, приходится ему покориться - у меня нет иного пути для продвижения вперед, коего я желаю ради нашего общего блага и счастья семьи..."