Трудно представить, чтобы коммунист Самцов, человек кипучей энергии, все долгие месяцы заключения мог бездействовать, не связался со своими единомышленниками. Лишь условия конспирации не позволили ему открыто написать об этом в последнем письме. Несомненно, что В. И. Самцов установил связь с подпольем Каахка, а затем и Ашхабада. Не только в населенных пунктах, но и на передовых позициях врага, как известно, существовали подпольные группы. Действовали они и на белогвардейских бронепоездах. «Перебежчики сообщили, что у белых боеприпасы хранятся в железнодорожных складах, — вспоминает И. В. Бухаренко о боях за Каахка и действовавших там подпольщиках. — Идем туда, опасаемся, пет ли мин. Во дворе видим бикфордов шнур и электропровод, оба перерезаны. И тут у пас друзья» 59.
Белогвардейское правительство держало Самцова в заточении и тогда, когда истек срок тюремного заключения.
Он напомнил о себе письмом к властям. «Комитет общественного спасения», пришедший на смену эсеровскому правительству, 5 апреля 1919 года рассмотрел решение суда. На приговоре, уже потерявшем силу, появилась весьма выразительная резолюция: «Приговор по отношению подсудимого Самцова утвердить. Члены комитета генерал-майор Крутень, Акимов, Зимин»60. Не подтверждение ли это смертного приговора?
Почти за месяц до вступления в Ашхабад частей Красной Армии В. И. Самцов написал свои предсмертные строки. Их нельзя читать без волнения: «Итак, завтра, т. е. 13-го июня, меня вышлют, даже может туда, куда выслали бакинских комиссаров… отвезли две станции и расстреляли. Ну, это неважно, революция требует крови, и без этого обойтись нельзя… Остаюсь верно преданным до могилы рабоче-крестьянской Советской России. Член партии коммунистов-большевиков В. Самцов» 61.
О чем думал Влас Иванович, когда сидел за письмом? Не о себе, а о победе революции, о торжестве Советской власти и идей великого Ленина, о своих товарищах по партии, о жене, четырех детях и матери-старушке, «которая лишена зрения».
Деятельность подполья не могла быть достаточно эффективной без участия в ней передовых, сознательных представителей дайханских масс, местного населения. Большевики, вовлекая в ряды подполья наиболее революционных рабочих и солдат, укрепляя связи между нелегальными организациями, не забывали и о туркменском селе, о широких слоях бедноты, сочувствующей Советской власти.
Овезберды Кулиев, командир ашхабадского красногвардейского отряд Отправлен англичанами в Индию, впоследствии расстрелян белогвардейцами на Дальнем Востоке
Членами подпольной группы состояли братья Овезберды и Мейлис Кулиевы, связывавшие ашхабадское подполье с аульной беднотой. Они участвовали во многих делах организации, помогали печатать листовки в подпольной типографии на улице Надсоновской, в подвале дома машиниста Морозова, добывали для подпольщиков питание и одежду, собирали сведения о настроениях народа, о мероприятиях белогвардейского правительства и англичан.
С местным населением Кизыл-Арвата была связана подпольная организация Главных железнодорожных мастерских, возглавляемая коммунистом Василием Гудсковым. Местом конспиративных встреч подпольщиков была чайхана Мурада Вепаева. Через чабана Айдурды Карлиева передавались важные сведения, а в случае опасности некоторые подпольщики скрывались в доме Гельды Аманова. Школу большевистского подполья Ки-зыл-Арвата прошли Карры Кулиев [21], активно боровшийся против белогвардейского режима, и некоторые другие представители коренного населения62.
Мейлис Кулиев
Большевистские организации привлекали в свои ряды рабочих-туркмен, аульных бедняков, которые вели революционную работу среди местного населения, выполняли опасную роль связующего звена между подпольем и трудящимися-туркменами.
Однако подпольные организации не успели установить прочные связи с широкими массами дайхан, бедноты, проникнуть во все слои населения туркменского села, охватить их своим влиянием. Сказывались уже приведенные нами трудности и сложности, обусловившие ограниченность подпольной работы. Малочисленный пролетариат Закаспия и его авангард — коммунисты, не имевшие достаточной боевой закалки и политического опыта, были слабо связаны с туркменским дайханством. К тому же, как справедливо отмечает ашхабадский историк А. А. Росляков, «не следует преувеличивать степень развития классового сознания и политической активности туркменской бедноты к лету 1918 года; процесс, ее вовлечения в русло советского развития только начинался» 63.
Туркменское село, испытавшее колониальный гнет белого царя и его чиновников, питало тогда к русскому человеку недоверие. Темная, забитая беднота была еще под влиянием своих родовых вождей, духовенства, крупных баев, в основном переметнувшихся в лагерь контрреволюции. И все же наиболее сознательные представители туркменского парода, связавшие свою судьбу с Советской властью, увидели в коммунистах, в русском пролетариате подлинных борцов за интересы и счастье трудового дайханства.