Болезнь Портного

— Херня все это! Думаю, на свете нет такой идиотки какою ты считаешь меня! — кричит Мартышка. И снова включает радио. И уик-энда как не бывало. Она знает слова всех песен. Она мне это продемонстрировала. «Йе-йе-йе, йе-йе-йе!» Замечательное представление. Хвала мозжечку.

Уже стемнело, когда мы подъехали к «Ховарду Джонсону».

— Давай, в натуре, поужинаем, — говорю я. — В натуре, сожрем чего-нибудь. А, чувырла?

— Послушай, может я и не знаю, кто я такая, но ты и сам не знаешь, какой бы хотел меня видеть! Не забывай об этом!

— Ну, чувиха, ты ваще!

— Хрен ты эдакий — разве ты не видишь, какая у меня жизнь? Ты что думаешь — мне нравится быть пустым! местом? Ты, небось, думаешь, что я довольна своей пустой жизнью? Да я ненавижу такую жизнь! Я ненавижу Нью-Йорк! Я не хочу возвращаться в эту выгребную яму! Я хочу жить в Вермонте, господин заместитель председателя Комиссии! Я хочу жить в Вермонте вместе с тобой — и стать, наконец, взрослой, что бы это ни значило, черт подери! Я хочу стать женой Человека-с-которого-можно-брать-пример! Которым можно восхищаться! Которого можно слушать! — Мартышка уже рыдает. — Который не трахал бы мне мозги! О, Алекс, кажется, я люблю тебя! Я на самом деле люблю тебя! О, сколько хорошего мне сулит это!

Другими словами: не кажется ли мне, что и я люблю ее? Ответ: нет. Я даже не задумывался над тем, люблю ли ее (это вас удивит, конечно); я даже не думал о том, могу ли я полюбить ее когда-нибудь. Я думал: должен ли я любить ее?

В ресторане я не нашел ничего лучшего, как пригласить ее на официальный обед к мэру.

— Арнольд, давай заведем роман, ладно?

— То есть?

— Да не осторожничай ты! Не бойся. Что же это еще, по-твоему, может значить? Ты будешь трахать только меня, а я буду трахаться только с тобой.

— И это все?!

— Ну да — почти. Еще я буду тебе звонить. Часто. Это у меня криза такая — можно мне говорить «криза»? Нет? Ну хорошо — навязчивая идея. Ладно? Понимаешь, я хочу сказать, что ничего не смогу с собой поделать. Я буду звонить тебе очень часто. Потому что я хочу, чтобы все шали, что у меня есть мужчина. Что я кому-то принадлежу. Я заплатила этому старикану пятьдесят тысяч за столь мудрый совет. В общем, я хочу сказать, что где бы я ни работала — я буду отовсюду звонить тебе — и говорить, что люблю тебя. Я понятно выражаюсь?

— Абсолютно.

— Потому что больше всего мне хочется стать понятной тебе. Ах, Прорывчик, я просто обожаю тебя. Сейчас, во всяком случае… Эй, — шепчет она. — Хочешь понюхать кое-что? Нечто головокружительное!

Мартышка оглядывается по сторонам и, убедившись в том, что поблизости никого нет, наклоняется вперед — словно хочет подтянуть под столом чулок. Через секунду она протягивает мне свою ладонь. Я прижимаю ее пальцы ко рту.

— Это аромат моего Греха, милый, — говорит Мартышка. — Рассол прямо из бочонка… И для тебя! Только для тебя!

Давай же, люби ее! Смелее! Мечта умоляет тебя, чтобы ты превратил ее в реальность. Такая сексуальная! Такая распутная! Такая роскошная! Помпезная, быть может — но красы неземной! Когда мы с ней появляемся на публике, все мужчины начинают пускать слюни, а женщины тут же принимаются шушукаться. Как-то вечером мы зашли с Мартышкой в ресторан, и вдруг я слышу чей-то голос:

— Смотри-ка! Это не та, что играла в «Сладкой жизни»?

Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть — на кого? На Анук Эме?.. В общем, я оборачиваюсь и вижу, что они смотрят на нас: на женщину, которая со мной! Тщеславие? Почему бы и нет? Хватит краснеть, похорони свой стыд — ты уже не маменькин капризный сыночек! Когда речь заходит об аппетитах, тридцатилетний мужчина должен отвечать за себя сам! Вот в чем главная прелесть взрослости! Ты хочешь что-то взять? Бери! Поразвратничай хоть немного, Господи ты Боже мой! ХВАТИТ ОТРЕКАТЬСЯ ОТ САМОГО СЕБЯ! ХВАТИТ ОТРЕКАТЬСЯ ОТ ИСТИНЫ!

Ах, но ведь остается еще (склоним наши головы) мое «чувство собственного достоинства». Его-то куда девать? Что люди думают? Что я сам подумаю?! Доктор, эта женщина однажды сделала это за деньги. Да-да, за деньги! Кажется, это называется проституцией, не так ли? Как-то раз, ночью, желая похвалить ее (мне, во всяком случае казалось, что именно такими были мои мотивы), я сказал:

— Тебе следует торговать этой роскошью — для одного мужчины ее многовато…

Эдакая галантность рыцаря, как видите. Или интуиция?

Как бы там ни было, Мартышка ответила:

— Я торговала уже.