Мы с Галиной вернулись из Китая еще в апреле 1929 года. Вместе с нами приехали руководитель группы Гриша Салнин и еще два человека, Михайлов и Вершинин, прибывшие в Китай позже и большую часть времени остававшиеся в Пекине. Галина заболела: тревоги секретной работы, ежедневный риск, непривычное питание, климат и тысячи других явных и неизвестных причин, способных подорвать здоровье человека, стали причиной ее болезни. Галина держалась три года, не делала никаких скидок на свое здоровье, но теперь, когда все осталось позади, организм не выдержал. К счастью, болезнь оказалась не тяжелой, и вскоре после нашего возвращения в Москву она встала на ноги и опять начала работать в управлении. Через неделю или две ее направили в специальную школу. Ей пришлось овладеть профессией радистки — этого требовали будущие задания.
В специальную школу был зачислен и я. Берзин железно соблюдал систему работы с кадрами: работа, обучение и специализация должны были неразлучно сопутствовать друг другу. Мы вступили в век технической революции. Совершенствовались не только средства ведения разведки и связи, но и методы, тактика, стратегия искусства разведки, приобретавшей все большее значение. Особая роль советской разведки была обусловлена коварством мирового империализма, его неистовыми усилиями помешать делу Советской власти, шпионить и подрывать ее изнутри, клеветать и провоцировать, а когда подвернется случай, то и напасть в открытую, чтобы стереть с лица земли… Разведка должна была превратиться в наши глаза и уши.
В школе мы осваивали все последние технические новинки, которые могли бы оказаться полезными в нашей работе, новые виды оружия, совершенствовали приемы самозащиты при внезапном нападении, анализировали действия врага, вскрытые на процессах против разоблаченных шпионов, изучали шифр, повышали физическую подготовку. Разумеется, в обучение входило повышение марксистско-ленинских знаний, расширение общей и политической культуры, приобретение экономических и географических знаний, изучение иностранных языков. Я усиленно осваивал немецкий (наверно, Берзин уже имел какие-то соображения насчет меня). Нужно сказать, что в Китае я некоторое время изучал английский.
Поздней осенью 1929 года, через несколько месяцев после моего поступления в школу, Берзин внезапно вызвал меня в управление. У него в кабинете я застал и Гришу Салнина. Гриша уже заведовал отделом, у него на петлицах появился еще один ромб. До поездки в Китай он носил один ромб.
— Собирай чемоданы, Ванко, — улыбаясь, сказал мне Берзин, как только я вошел в кабинет. — Убежден, что ты соскучился по Дальнему Востоку…
Я озабоченно посмотрел на Гришу, ожидая от него разъяснений.
— Да, опять поедешь с ним. — Берзин проследил за моим взглядом. — По его предложению. И по просьбе Василия Константиновича Блюхера…
Как потом разъяснил Берзин, Василий Константинович спешно прислал из Хабаровска список людей, которых он просил откомандировать к нему в дальневосточную армию. Его соображения были ясны: он искал людей, знакомых с характером работы в условиях Дальнего Востока и Азии, а ими, естественно, прежде всего являлись бывшие военные советники китайской национальной революционной армии. Талантливый стратег, Блюхер верно ориентировался в обстановке конфликта, уточнял, какие шаги надо предпринять, чтобы дать отпор врагу и добиться победы.
— Конкретные распоряжения получите от Василия Константиновича, — закончил разговор Берзин.
Мы немедленно выехали.
Хабаровск — столица далекого Хабаровского края, граничащего на юге с Китаем, а на севере простирающеюся до Берингова моря и полуострова Чукотки, — в то время как-то сразу приобрел особенное значение для Советского Союза. С защитой Хабаровского края, Приморья и Закавказья тогда были связаны безопасность, мир, даже судьба Советского Союза. Весь советский народ почувствовал надвигающуюся угрозу, жил в напряжении и тревоге. Взгляды всех были обращены к Хабаровску и армии В. К. Блюхера. «Дадим провокаторам достойный отпор!» — этот призыв молниеносно облетел всю огромную Страну Советов от Дальнего Востока до самых западных окраин. А композиторы даже сочинили песню, которая, подобно «Волочаевским дням», звучала повсюду: