Бойцовский клуб

Когда Марла обнаружила у себя первую опухоль, она отправилась в клинику, где безучастные некрасивые матери сидели в пластиковых креслах по трём сторонам зала ожидания с детьми, как безвольные куклы сидящими на их коленях или лежащими у ног. Дети были осунувшиеся, с тёмными кругами под глазами, как подгнивающие бананы или апельсины, а матери вычёсывали у них из головы комки перхоти от вышедших из-под контроля грибков. Зубы у каждого в больнице выглядели такими огромными, по сравнению с худыми лицами, что ты понимал, что зубы — это просто осколки кости, выступающие из кожи, чтобы измельчать пищу.

Вот, где ты заканчиваешь, если у тебя нет медицинской страховки.

Прежде чем всё стало известно, многие голубые захотели завести детей. А теперь дети больны, и матери умирают, и отцы уже мертвы. Сидя в тошнотворном больничном запахе мочи и уксуса, пока сестра спрашивает каждую мать, как долго она больна, сколько веса она потеряла, и есть ли у её ребенка какой-нибудь живой родитель или опекун, Марла решает: нет.

Если ей и суждено умереть, то Марла не хочет об этом знать.

Марла вышла из клиники, свернула за угол, зашла в автоматическую прачечную и украла из машин все джинсы. Потом зашла в магазин подержанной одежды, где получила пятнадцать баксов за каждую пару. Потом Марла купила себе по-настоящему хорошие чулки, которые не поползут.

Даже на хороших чулках, которые не ползут, говорит Марла, всё равно появляются затяжки.

Ничто не вечно. Всё разрушается.

Марла начала ходить в группы поддержки потому, что было легче находиться среди таких же подтирок для жопы. У каждого что-то было не в порядке. И через некоторое время её сердце успокоилось.

Марла начала работать в морге, занимаясь клиентами, заранее оплачивающими свои похороны. Какой-нибудь толстяк, а чаще — толстуха, выходила из демонстрационного зала, неся урну для пепла размером с рюмку для яиц. А обречённая Марла сидела за столом в фойе с собранными в пучок чёрными волосами, с колготками в затяжках, с уплотнением в груди, и говорила: мадам, не льстите себе. Мы не сможем уместить в эту урну даже пепел от одной вашей головы. Возвращайтесь в зал и выберите урну размером с мяч для боулинга.

Сердце Марлы выглядит как моё лицо. Грязь и дерьмо мира. Использованная подтирка для жопы, которую никто даже не станет перерабатывать.

Между группами поддержки и клиникой, сказала мне Марла, она встречала многих людей, которые были мертвы. Эти люди уже умерли, они уже там, по другую сторону. По ночам они звонят ей по телефону. Если Марла идёт в бар, там она слышит, как бармен зовет её к телефону. Когда она берёт трубку, в трубке — мёртвая тишина.

Тогда она думала, что это и есть самое дно.

Когда тебе двадцать четыре, говорит Марла, ты даже не знаешь, как низко можешь пасть. Но я быстро схватывала.

В первый раз, когда Марла наполняла урну для пепла, она не надела защитную маску, Когда она потом высморкалась, на платке осталось чёрное месиво мистера хрен-знает-кого.

Если в доме на Paper Street звонит телефон, только один звонок, и ты поднимаешь трубку, и в трубке тишина, ты знаешь, что кто-то хочет найти Марлу. Это происходит чаще, чем можно ожидать.

В дом на Paper Street звонит детектив, занимающийся расследованием взрыва в моей квартире. Тайлер стоит рядом, прижимаясь грудью к моему плечу, нашёптывая мне в одно ухо, пока я прижимаю трубку к другому.

Детектив спрашивает, знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы изготовить дома динамит.

Несчастный случай — это естественный элемент моей эволюции к трагедии и смерти, шепчет Тайлер.

Я говорю детективу, что это холодильник взорвал мою квартиру.

Я отсекаю привязанности к физической власти и собственности, шепчет Тайлер. Только через саморазрушение я могу открыть великую силу своего духа.

Детектив говорит, что динамит не был чистым, остались следы окиси аммиака и перхлорида поташа. Это означает, что бомба была самодельной. А замок во входной двери был выбит.

Я говорю, что был той ночью в Вашингтоне, D.C.[75]

Детектив в телефоне сказал, что кто-то впрыснул фреон в замок, а затем воспользовался зубилом, чтобы раздробить цилиндр. Так преступники крадут велосипеды.

Освободитель, уничтоживший мою собственность, сражается за мой дух, шепчет Тайлер. Учитель, который сметёт привязанности с моего пути, освободит меня.

Детектив сказал, что кто бы ни использовал самодельный динамит, он мог открыть газ и задуть пилотный огонек задолго до того, как произошел взрыв. Газ был просто детонатором. Потребовались дни на то, чтобы газ заполнил квартиру, прежде чем он достиг основания холодильника, и электромотор компрессора вызвал взрыв.

Скажи ему, шепчет Тайлер. Да, это сделал ты. Ты взорвал её. Вот, что он хочет услышать.

Я говорю детективу, нет, я не оставлял открытым газ перед тем как покинуть город. Я любил свою жизнь. Я любил эту квартиру. Я любил каждый предмет мебели.

Это была вся моя жизнь. Всё — лампы, кресла, ковры — был я. Тарелки в серванте — был я. Цветы — был я. Телевизор — был я. Это я взорвался. Неужели он этого не видит?