Хлоя была настоящей. Напоминала скелет Джони Митчелл, который заставили улыбаться во время вечеринки, любезничая со всеми присутствующими. Представьте знаменитый скелет Хлои, размером с насекомое, бегущий по склепам и галереям ее внутренностей в два часа ночи. Пульс – сирена над головой, объявляет: приготовиться к смерти через десять, девять, восемь секунд. Смерть наступит через семь, шесть…
Ночью Хлоя бежала сквозь лабиринт собственных слипающихся вен и взрывала сосуды, разбрызгивавшие горячую лимфу. Нервы – как растяжки в тканях. Абсцессы набухали вокруг жаркими белыми жемчужинами.
Объявление: приготовьтесь очистить кишечник через десять, девять, восемь, семь…
Приготовьтесь катапультировать душу через десять, девять, восемь…
Хлоя шлепает по лодыжку в почечной жидкости из своих отказавших почек.
Смерть наступит через пять.
Пять, четыре.
Четыре.
Паразитическая жизнь малюет граффити на сердце.
Четыре, три.
Три, два.
Хлоя проворно карабкается по свернувшейся выстилке собственного горла.
Смерть наступит через три, через две.
Лунный свет проникает в открытый рот.
Приготовьтесь к последнему вдоху.
Испражниться.
Сейчас.
Душе покинуть тело.
Сейчас.
Смерть наступит.
Сейчас.
О, как это должно быть сладко – вспоминать теплое смятение Хлои в моих объятиях, когда она лежит где-то мертвая.
Но нет, за мной наблюдает Марла.
Во время направленной медитации я раскидываю руки, чтобы принять своего внутреннего ребенка, и этот ребенок – Марла с сигаретой. Никакого белого шара целительного света. Никаких чакр. Представьте, что ваши чакры раскрываются, как цветы, и в середине каждой – замедленный взрыв сладкого света.
Лгунья.
Мои чакры закрыты.
Когда медитация завершается, присутствующие потягиваются, крутят головой и помогают друг другу подняться. Готовятся к терапевтическому физическому контакту. Ради обнимашек я приближаюсь к Марле. Она смотрит мне в лицо, а я гляжу на остальных в ожидании сигнала.
А вот и он: давайте все обнимем того, кто рядом.
Мои руки смыкаются вокруг Марлы.
Выберите кого-то особенного, сегодня.
Руки Марлы прижаты к поясу.
Расскажите ему, что вы чувствуете.
У Марлы нет рака яичек. Нет туберкулеза. Она не умирает. Ладно, по мнению всяких умников, мы все умираем, но Марла умирает не так, как Хлоя.
А вот и сигнал: поделитесь друг с другом.
Ну что, Марла, как тебе яйца?
Раскройтесь полностью.
Вот что, Марла: выметайся. Выметайся. Выметайся.
Давай, поплачь, если хочешь.
Марла смотрит на меня. У нее карие глаза. Мочки ушей сморщились вокруг дырочек, в которых нет серег. Обветренные губы подернулись мертвой кожей.
Давай, поплачь!
– Ты тоже не умираешь, – произносит Марла.
Вокруг нас пары стоят и всхлипывают, прислонившись друг к другу.
– Если выдашь меня, я выдам тебя, – говорит она.
Тогда поделим группы, предлагаю я. Марла может забрать костные болезни, мозговых паразитов и туберкулез. Я оставлю себе рак яичек, паразитов крови и органический мозговой синдром.
– А что насчет рака восходящей ободочной кишки? – спрашивает Марла.
Девочка выполнила домашнее задание.
Ободочную кишку разделим. Она получит первое и третье воскресенье каждого месяца.
– Нет, – возражает Марла.
Она хочет все. Рак, паразитов. Глаза Марлы сужаются. Она и не мечтала, что ей будет так хорошо. Марла чувствует себя живой. Состояние ее кожи улучшилось. За всю жизнь она ни разу не видела покойника. Жизнь не имела смысла, потому что ее не с чем было сопоставить. А теперь у нее есть умирание, и смерть, и утрата, и скорбь. Рыдания и содрогания, ужас и сожаление. Теперь, зная, что ждет всех нас, Марла наслаждается каждым мгновением жизни.
Нет, она не уступит ни одной группы.
– Не собираюсь возвращаться к прежним ощущениям, – заявляет Марла. – Я работала в похоронном бюро, чтобы чувствовать себя хорошо, радоваться тому, что дышу. Какая разница, все равно по специальности я работу не нашла.
Тогда возвращайся в свое похоронное бюро, говорю я.
– Похороны – ничто по сравнению с этим, – объясняет Марла. – Похороны – абстрактная церемония. А здесь – реальный опыт смерти.
Пары вокруг нас утирают слезы, хлюпают носами, хлопают друг друга по спине и расслабляются.
Мы не можем ходить оба, говорю я.
– Тогда не ходи.
Мне это нужно.
– Тогда посещай похороны.
Все разомкнули объятия и берутся за руки для заключительной молитвы. Я выпускаю Марлу.
– Сколько ты сюда ходишь?
Заключительная молитва. Два года. Человек в молитвенном кружке берет меня за руку. Другой за руку Марлу. Обычно к началу молитвы я едва перевожу дух. Благослови нас. Благослови нас в нашем гневе и страхе.
– Два года? – шепчет она, наклонив голову.
Благослови и поддержи нас. Любой, кто мог обратить на меня внимание, за эти два года либо умер, либо выздоровел – и навсегда покинул группу. Помоги нам, помоги.
– Ладно, – кивает Марла, – можешь забирать рак яичек.
Большой Боб, Сырная Лепешка, обливающий меня слезами. Спасибо. Приведи нас к нашей судьбе. Приведи нас к покою.
– Не стоит благодарности.
Так я встретил Марлу.
5
Охранник-оперативник все объяснил мне.