Бой на вылет

Мне захотелось взять его с собой. И, как только я решил сделать это, боль ушла сквозь пальцы в его лохматую лобастую голову и оттуда, через пёсье тело и лапы, в городскую землю, закованную в старый асфальтовый панцирь.

— Ну что ж, пёс, — сказал я, улыбаясь, — ты мне нравишься. Пошли.

С утра у меня оставалось в кастрюле довольно много овсяной каши, которую я теперь и предложил псу, вывалив её в миску.

Он осторожно понюхал пищу и начал есть, время от времени поглядывая на меня.

Только теперь я заметил, что глаза у него синие. Вы когда-нибудь встречали в своей жизни собаку с синими глазами?

Вообще в нём была какая-то странность. Величиной с немецкую овчарку, пожалуй, но с более длинной и какой-то пепельно-серебристой шерстью. Крутолобая большая голова и острые волчьи уши. И глаза. Они больше походили на кошачьи. И синие, чёрт возьми! Синие, как вечернее небо в августе.

— Как же мне назвать тебя, собака? — раздумчиво произнёс я, закуривая.

Он поднял голову и посмотрел на меня долгим и каким-то не по-собачьи внимательным взглядом. Я почему-то затушил сигарету и сказал:

— Чак. Я буду звать тебя Чак. Хорошо?

Пёс улыбнулся — некоторые собаки действительно умеют улыбаться — и снова принялся уплетать овсянку, а я направился в ванную, чтобы набрать тёплой воды.

Чак отнёсся к процедуре купания благосклонно. Он не пытался выпрыгнуть из ванной, не скулил, не рычал, и тем более, не кусался. Впрочем, он оказался гораздо чище, чем можно было предположить.

Потом я вытер его старым полотенцем, устроил в прихожей подстилку и, объяснив, что отныне это будет его место, занялся собственным ужином.

Засыпал я, как и все последние месяцы, плохо — побаливал желудок, и в голове непрестанно суетились какие-то совершенно пустые и мелкие мысли. Снотворное принимать не хотелось — я и так за последнее время выпил его довольно много, — а сигарета, выкуренная на балконе, не помогла.

Лежа на боку с открытыми глазами, я не увидел, а скорее почувствовал движение в комнате, и передо мной появился Чак.

Его синие глаза слабо светились ровным спокойным светом. «Кажется, у собак не светятся в темноте глаза», — я вяло удивился про себя и понял, что быстро засыпаю.

Среди ночи я вдруг проснулся. Комната была наполнена лунным светом, и посреди всего этого великолепия на ковре сидел Чак, неподвижно глядя в окно на луну. Почуяв, что я не сплю, он обернулся, подошёл ко мне неслышным шагом и слабо ткнулся головой в плечо.

— Чак, Чак, хороший, — прошептал я, ласково поглаживая его голову, — Иди спать, Чак. Иди на место. Спать надо.

Он жил у меня уже две недели и с каждым днём интересовал всё больше и больше.

Во-первых, Чак совершенно не ел мясного, с удовольствием, однако, потребляя различные каши, молоко и овощи. Во-вторых, слишком мало спал для собаки — каких-то три-четыре часа в сутки. В третьих, он не лаял. То есть, он издавал звуки, но это было какое-то полуворчание — полупоскуливание, но никак не лай. В-четвёртых, он понимал меня совершенно. Так, что мне иногда становилось не по себе. Вот, например.

Как-то, когда я по обыкновению работал на кухне, мне понадобилась книга, которая — я это знал точно — лежала на столе в комнате. Мне абсолютно не хотелось вставать, я боялся упустить мысль, и вот Чак приносит в зубах эту книгу!

И так бывало довольно часто. Стоит ли говорить, что любые просьбы на уровне «подай-принеси», высказанные голосом, он исполнял с мгновенной точностью и никогда не ошибался. Согласитесь, что редкая собака так понимает человека. Впрочем, всё это было бы вполне объяснимо, но последующие события заставили меня крепко задуматься.

Да, я совсем забыл упомянуть, что у меня исчезли боли в желудке, я крепко спал по ночам и вообще чувствовал себя, как в неполных двадцать пять лет. Хотя тогда я ещё не связывал состояние своего здоровья с присутствием Чака…

Так вот. У меня была девушка. Прекрасная, как майский куст сирени. И у меня была жена, с которой я не жил, и пятилетняя дочь, которую я очень и очень редко видел. Девушка была сладкая, а воспоминания о жене и дочери, соответственно, горькими. Это горько-сладкая смесь и отравляла мне душу ежедневно и до тех пор, пока не вмешался Чак.

Я настолько с ним свыкся, что всюду брал с собой. И даже на свидания. Поначалу девушка была не против, но однажды к нам пристала возле её дома подвыпившая компания очень молодых людей, которым, видимо, хотелось потратить на что-нибудь незатейливое избыток юных сил. Я не успел проявить себя мужчиной — Чак тихо заворчал и, выпрыгнув из кустов, где он до этого сидел тихо, чтобы не мешать нам целоваться, вырос перед этой шпаной. Было их шесть человек — все здоровые бугаи, акселераты, так их…

Чак не сделал ни одного движения. Он даже не рычал. Он просто стоял, не шелохнувшись, и глядел на них. В глазах его полыхало синее безжалостное пламя.

Спотыкаясь на ходу и визжа какими-то жуткими голосами, исполненными первобытного ужаса, компания кинулась врассыпную.