И вот теперь, спустя два месяца после установления тараканьей народной Республики, я сижу на кухне с любимой книгой на коленях и отрешенно мечтаю о том, чтобы у тараканов как можно скорее наступил тоталитаризм — глядишь, и снова договоримся. Правда, затем почти наверняка последует демократия, но к тому времени я надеюсь накопить денег и сменить квартиру.
Беглец
Смертельно хотелось курить — и ни одного табачного киоска поблизости. Мужчина сидел один на парковой скамейке. Брюнет. Длинные густые волосы откинуты за спину и не мешают обозревать желающим его медальный профиль: высокий лоб, прямой нос, твердая линия подбородка. Потертые джинсы, сандалии на босу ногу и слепящей белизны рубашка с короткими рукавами. Руки в меру мускулистые и загорелые.
— Добрый день, — сказала я.
— Привет.
— Извините, у вас не найдется сигареты?
Он глянул снизу вверх, и я поразилась яркой густой синеве его глаз на смуглом лице.
— Вообще-то я не курю, но сигареты у меня найдутся.
В протянутой ко мне ладони оказалась распечатанная пачка. Готова была поклясться, что он за ней в карман не лазил. Все время, что ли в руке держал? Но зачем, если, как сказал, не курит? Я взяла сигарету и поблагодарила.
— Присаживайтесь, если желаете, — предложил он и подвинулся на скамейке.
— Удивительно мало людей сегодня в парке, — глубокомысленно изрекла я, усаживаясь рядом с ним.
— Жарко, — кивнул он. — Народ сидит по домам и пьёт охлажденные напитки.
— Странно, — я окинула его одним из своих коронных взглядов, означающих: «Вообще-то ты ничего, но много о себе не воображай, потому что я девушка разборчивая». Годков тебе, наверное, что-то около тридцати, подумала. Ну, может, чуть меньше. Или больше. Взрослый, в общем, мальчик…
— Что странно?
— Зачем вам сигареты, если вы не курите?
— А, это… — тихо засмеялся он, блеснув ровными зубами. — Все просто. Вы мне понравились, и я решил вас угостить. Только вот марка сигарет…
— Что?
— Не знаю, какие вы любите. Может быть, эти не вполне подходят?
— Что вы, что вы! — включилась я в игру. — Отлично подошли.
— Возьмите всю пачку, — просто сказал он.
— Спасибо, — милостиво улыбнулась я, пряча сигареты в сумочку. — Всегда стараюсь следовать старому доброму правилу: дают — бери, бьют — беги.
— Так уж и всегда? — прищурился он.
— Всегда! — храбро соврала я.
— В таком случае, позвольте мне предложить вам бокал холодного шампанского.
«Ну вот, начинается», — подумала я и отвернулась, собираясь вставать.
— Вы меня неправильно поняли, — в его голосе проскользнула смешинка. — Я вас никуда пока не приглашаю. Настоящее французское шампанское из винограда урожая прошлого года. Здесь и сейчас.
Я оглянулась.
В тяжелых запотевших бокалах резного хрусталя искрилось вино. Один бокал он протянул мне. Мы чокнулись. Нежный звон растаял между нами.
— За что пьем? — осведомилась я, стараясь держать себя в руках.
— За нашу встречу, разумеется, — улыбнулся он.
Шампанское оказалось настоящим, холодным и удивительно вкусным.
— Если ты разлюбил шампанское, ты разлюбил жизнь, — изрек он, смакуя напиток.
— Где-то я уже это слышала.
— Я вовсе не претендую на авторство.
— А! — воскликнула я и поставила бокал рядом на скамейку. — Вы фокусник экстра-класса, да?
— Увы, — его глаза погрустнели. — К сожалению, это не фокус. Кстати, меня зовут… Иван. А вас?
— Светлана, — призналась я.
Он допил шампанское и протянул мне бокал:
— Возьми, в хозяйстве пригодится.
Я попыталась протестовать.
— А как же принцип? — настаивал он. — И потом, не выбрасывать же такую красоту!
— Себе возьми.
Как-то незаметно мы перешли на «ты».
— Я бы взял, да некуда. У меня, видишь ли, нет постоянного места жительства.
— То есть?
— То есть, сегодня, например, мне совершенно негде ночевать. Впрочем, есть вариант, что ты пустишь меня к себе… Ведь ты не замужем, верно?
— Нет, — ляпнула я машинально и тут же спохватилась. Каков нахал, однако!
— Это с какой же стати я пущу в дом совершенно незнакомого мне человека? — заряд иронии, как мне казалось, был достаточен даже для того, чтобы смутить носорога.
— Ну, во-первых, мы знакомы. Я — Иван, ты — Света. Так? А во-вторых, я могу решить несколько твоих проблем, скажем так, материального порядка, и ты за это пустишь меня к себе жить.
Я засмеялась, осознав, наконец, всю нелепость нашего разговора.
— У тебя красивый смех, — сказал он.
— И только?
— Не только. Ты вообще одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. И сердце у тебя доброе…
— Наглый подхалимаж…
— По-моему, это ошибка — считать красивых женщин изначально злыми. Все как раз наоборот. Просто им слишком часто приходится защищаться.
— Ты говоришь общеизвестные вещи, — заметила я. — Общеизвестно, например, что я красива…
— И добра. Правильно. И умна. А повторение общеизвестных истин… Мир держится на этих самых истинах. Простых и общеизвестных.
— По-твоему, жизнь проста?
— Я этого не говорил. Истины просты, а жизнь как раз сложна именно в силу недостаточного понимания простых истин.
— Парадокс. Получается, что чем проще истина, тем сложнее ее понять.