Бой на вылет

— Что? Ну да, наверное. Никогда Тургенев мне не нравился. Я Шолохова люблю. Вот это — литература.

Он сбросил с плеч рюкзак и уселся рядом на песок.

— Самое время перекусить, как считаете? Ночь коротка, а на рассвете времени позавтракать не будет.

— Почему? — спросил я.

— Сам поймешь. Если, конечно, увидишь.

— Он увидит, — сказала Ксюша. — И всё остальное тоже. Я знаю.

— Думаешь? — отец коротко глянул на дочь.

— Уверена, — ответный взгляд.

— Да что увижу-то? — не выдержал я. — Призраков? Вы можете толком рассказать?

Они снова переглянулись.

— Ты, Митя, не обижайся, — сказал Иван Сергеевич, доставая из рюкзака еду и раскладывая ее на взявшейся оттуда же газете. — Если мы расскажем, ты не поверишь. Так что тебе решать. Хочешь — оставайся и жди с нами. Хочешь — иди ночевать в гостиницу. Ты ведь свободный человек?

— Надеюсь.

— Нет, так не пойдёт. Свободный или нет?

— Свободный.

— Вот и выбирай.

Надо ли говорить, что я остался?

Мне снилась война. Великая Отечественная. Будто сижу я в окопе где-то посреди степи, а прямо на меня с отвратительным воем пикирует знаменитый немецкий бомбардировщик Ю-87. Он же «юнкерс», он же «штукас» и он же «лаптёжник», прозванный так за неубирающиеся шасси, прикрытые обтекателями. А на обтекателях — сирены, называемые, понятно, иерихонскими трубами. Как же ещё. Дабы оказывать психологическое воздействие на противника. Ох, и воет же, зараза. И впрямь хоть беги. Но сирена-то ладно. Он же, гад, не просто так пикирует, вот-вот бомбу сбросит. А то и не одну. Точность бомбометания, между прочим, у него весьма приличная. За это немцы и ценили… На фиг, пора просыпаться.

Я открыл глаза.

Прямо на меня с отвратительным воем пикировал знаменитый немецкий бомбардировщик Ю-87.

Опа. Сон во сне. Да ещё один и тот же. Матрёшка, ё. Так бывает? Значит, бывает. Одну минуту. А где степь и окопы?

От Ю-87 отделились две чёрные точки и понеслись к земле. Бомбы! Самолёт, продолжая завывать, начал выход из пике.

Твою мать!!

Единственное, что я успел — перекатиться под склон небольшого пригорка, с которого мы ночью спустились на пляж и прикрыть голову руками.

Удар! Второй!

Земля подо мной дважды дёрнулась. От грохота взрывов заложило уши, на спину шлёпнулось несколько камней. Благо, маленьких. Показалось, что кто-то в отдалении закричал, но со слухом были пока нелады.

Я полежал еще немного, потом сел и поглядел в небо. «Юнкерс» уходил на север. Истратил бомбозапас? Маловато будет. Или уже где-то бомбил, а тут сбросил последние? Хотя, что я знаю о бомбовой нагрузке «штукас»? Ничего. Господи, о чём я думаю? Какая, к псам, бомбовая нагрузка? Это же сон. И он сейчас растает. Вот прямо сейчас…

Но таять сон не захотел. Как я ни тряс головой и ни щипал себя за руку, чёртов «лаптёжник» не исчезал. Он набрал высоту и уходил всё дальше и дальше. Скоро совсем пропадет в утреннем небе. Но вовсе не потому, что я прогнал его из своего сна, а самым естественным путем. Его просто не станет видно. Кстати, и впрямь утро. Солнце еще не взошло, но вот-вот. Интересно, где Ксюша и её папа? Если, конечно, они присутствуют в этом удивительно стойком сне. Погоди, Дима, постой. А если это не сон?

Не будь идиотом. Тогда придется предположить, что ты сошёл с ума. Тебе это надо?

Так ведь Иван Сергеевич и Ксюша предупреждали вчера, что я сам всё увижу и пойму. Если не испугаюсь и останусь. Я остался. Может, это оно и есть?

Что — оно? Что?!

Не знаю. Надо оглядеться.

Встал на ноги, прислушался. Уши почти отпустило, и до меня, со стороны части донесся шум двигателя, сквозь который пробился чей-то командный оклик:

— Петруничкин, твою через колено! Левый фланг, я сказал! Левый! Они скоро попрут! У нас минут двадцать, не больше!

С ноющим беспокойством в сердце я поднялся на пригорок и прирос к земле.

Заброшенную воинскую часть было не узнать. Почти исчезли кусты и деревья. Я отчетливо видел целёхонькое двухэтажное здание штаба и рядом такую же казарму. Но главное — по всей территории сновали люди. Военные. Одетые в форму солдат Красной Армии. Нет, не все. Вон морячок мелькнул с винтовкой на спине. А вот сразу двое краснофлотцев тянут пулемёт. «Максим», его ни с чем не спутаешь. Да что ж такое, кино, что ли, здесь снимают? А где режиссёр и съемочная группа? И откуда взялся «юнкерс» с бомбами? Это тебе не компьютерная графика, всё по-настоящему было. Да и вот она, воронка от бомбы, ещё дымится в десяти шагах от меня. Второй, правда, не видно, но и она должна быть неподалёку. Бомбы-то было две. И взрыва тоже два… Мамочки, а это что?

Из-за казармы, взрыкивая двигателем, выдвинулся танк, развернулся на месте и пополз куда-то в сторону ворот части. Я проводил его изумлённым взглядом. Знатоком военной техники времён Второй мировой меня назвать трудно, но это точно не Т-34. БТ-7? Похож. Лёгкий советский танк времён начала войны.

— Митя! Митя иди сюда, помоги!

Я вздрогнул и огляделся. Справа из-за невысоких кустов мне махала рукой Ксюша.