Бой на вылет

Последнее, что я помню перед тем, как утратить связь с окружающим миром, — это страшный, всепоглощающий грохот, который (да, да, мне кажется, что именно он, а не взрывная волна) вышвыривает меня наружу из командирского люка. А в глаза бьёт яркий оранжевый свет, жар опаляет лицо, я падаю вниз, ударяюсь головой о кормовую броню, и наступает полная темнота.

Чёрный дым от горящей «Пантеры» столбом поднимался к небу. И было хорошо видно свёрнутую набок развороченную башню и тела двух мёртвых танкистов, сломанными куклами валяющиеся неподалёку.

— Последний, — сказал Джафар, сажая глайдер неподалёку. — Это — последний.

— Хорошо попали, — удовлетворённо заметил белобрысый. — Аж боезаряд сдетонировал.

— Следует отдать им должное — они храбро сражались, — заметил китаец. — Древние пулемёты и пушки против боевых лазеров. Достойно восхищения. Я получил истинное удовольствие.

Когда стало ясно, что умирающий Аркадий передал своё радиосообщение, а два экипажа из десяти поверили ему и открыли огонь по «летающим глазам», выход оставался только один: немедленно уничтожить всех. Что и было сделано с помощью всё тех же «летающих глаз». Всё-таки даже танковые пулемёты времён Второй мировой против боевых лазеров не играют. И танковая броня прожигается тоже на раз. Хотя один «летающий глаз» всё-таки был потерян, сбитый огнём пулемёта вот этой самой «Пантеры». О чём это говорит? Расслабляться и терять бдительность нельзя даже, если у тебя, решающее преимущество, и ты на пятьсот процентов уверен в победе. Сегодня они убедились в этом дважды.

— Одно плохо, — заметил рыжий. — Так и неясно, кому из нас досталась Луна. Сразу говорю, что жребий тянуть мы не станем.

— Зачем жребий? — удивился Джафар. — Решим вопрос. Мы же цивилизованные люди.

Он взял плазменный излучатель и открыл дверцу.

— Стоит ли? — спросил китаец. — И так ясно, что все погибли.

— Если хочешь, чтобы всё было сделано, как надо, делай это сам, — ответил Джафар. — Я хочу убедиться лично.

Никто из них не заметил, как сзади, из-за гусеницы танка высунулось туповатое рыло фаустпатрона. И уж тем более никто не услышал, как чьи-то спекшиеся губы тихо, почти беззвучно, прошептали: «Огонь».

Когда сверху перестала падать земля вперемешку с кусками металла и горящего пластика, и дым рассеялся, я, цепляясь за горячую, нагретую солнцем гусеницу, поднялся на ноги и шагнул к разбитому глайдеру.

Это они хорошо придумали — настоящее оружие времён Второй мировой. Очень правильно. Оказывается, и фаустпатрон может плясать против РПИ — ручного плазменного излучателя. Особенно на эффективном для первого расстояния до тридцати метров. Примерно столько здесь и было.

Я подошёл вплотную и повёл стволом МП-40, считая тела. Пятеро. Чернявый араб, белобрысый европеец, рыжий амер и китаец. Плюс доктор. Всё, как и сообщил перед смертью Аркадий. Доктора жалко, но сам виноват. Нужно выбирать, на кого работаешь. Ага, тут же сказал я сам себе, можно подумать, ты выбирал, когда согласился на эту игру.

Араб шевельнулся и застонал. Я шагнул ближе, меня заметно шатнуло. Но равновесие удержал, вгляделся. Его лицо и грудь с правой стороны были залиты кровью так, что даже не понятно, куда он ранен.

— Десять миллионов, — сказал он и приоткрыл левый, наполненный болью глаз. В полуметре от его правой руки валялся плазменный излучатель. Всё правильно, перед тем, как я выстрелил, оружие было у него в руке.

— Что? — спросил я.

— Десять миллионов энерго, если ты меня спасёшь, — его голос звучал на удивление спокойно и уверенно для того зрелища, которое он собой представлял. Сразу было понятно — этот человек умеет управлять людьми и судьбами. — Портативный автореаниматор — в наблюдательном пункте. И никто никогда ничего не узнает. Я — Джафар. Клянусь Аллахом и своей честью. Тебя ведь Слава зовут, да? У тебя жена Катя и больной сын. Ты станешь богатым человеком, Слава и спасёшь сына…

— У тебя нет чести, не лги. Да и в наличии аллаха я сомневаюсь, — сказал я и нажал на спусковой крючок.

Девятимиллиметровые пули разорвали ещё живое тело того, кто назвал себя Джафаром. Он дёрнулся, левая, унизанная перстнями рука, заскребла выжженную сухую землю, затем человек издал нечто среднее между кряканьем и хрипом и затих.