Мы очень надеялись, что драться со своими же товарищами (после сообщения Аркадия, товарищами по несчастью стали все — и наши, и «противник») не придётся. Но, увы, оправдаться надеждам не пришлось. «Першинг» появился сзади, едва мы успели пройти на юг около пятисот метров. И тут же открыл огонь. Первый снаряд поднял фонтан земли слева.
— Разворачивай! — крикнул я по внутренней связи мехводу. — «Перш» сзади! Света, готовься. Кажется, он невменяемый.
Выхватываю из-за пояса, приготовленные специально для такого случая красные флажки, и начинаю ими отчаянно махать в надежде, что «враг» сообразит — что-то здесь не так и перестанет стрелять.
Хрен там, не соображает.
Второй снаряд рикошетит от башни, и я буквально падаю на своё место. В голове звон, в теле — крупная дрожь.
— В брюхо ему! — кричу и не слышу себя.
— Ка-ззёл! — шепчет привычно Светка.
Мне не слышно, но я угадываю по губам.
В стволе у нас бронебойный….
Да-дах!!
Хорошо, командирский люк открыт, и пороховой дым быстро выветривается. А то ведь дышать и впрямь нечем — хреновая вентиляция в «Пантере», как и было замечено…
Высовываюсь, смотрю, и снова прячусь. Как раз вовремя. Мы успели развернуться. «Перш» обездвижен — гусеница слетела, танк закрутило и теперь он очень удачно стоит к нам боком. Но его девяностомиллиметровая пушка уставилась нам точно в лоб, и я уже понимаю, что взаимопонимания не случилось — он будет стрелять.
Ну, гад, сам напросился…
— Бронебойным заряжай! — командую. — Вальтер… тьфу!.. Света, наводи ему под башню!
Враг бьёт.
Мимо! Снаряд лишь чиркает по броне.
Наша очередь.
— Огонь!
Хороший Светка наводчик, что ни говори. Точно в двигатель.
Пожар, дым.
— Бронебойным! — кричу снова. — Пока они не очухались!
На этот раз мы стреляем одновременно.
«Перш» попадает нам в лоб, в башню. Сашка резко тормозит. Снаряд не пробивает броню, но думаю, что контузия теперь не только у Миши. Меня, во всяком случае, швыряет вперёд, и лбом я въезжаю точно в нижний край командирской башенки. Это только у «советских» и «американских» танкистов ударозащитные шлемофоны. А у нас, «немецких», одни матерчатые пилотки.
Матерюсь в голос от боли, кровь из рассечённого лба заливает глаза, и я нетерпеливо вытираю её рукавом куртки.
Светка по-прежнему не мажет, умничка.
Теперь «Перш» не только горит, но и осел на бок, почти уткнувшись стволом в землю. Отъездился, бродяга. И отстрелялся.
— Саша, Миша, живы? — спрашиваю по внутренней связи, поскольку Светка и заряжающий Костя здесь же, в башне, перед глазами.
— Здесь мехвод, — откликается Сашка.
— Жив, — отвечает радист.
— Разворачивайся! — снова командую мехводу. — Продолжаем движение в прежнем направлении!
И тут из-за ближней сопки, бесшумно, словно фантом, всплывает «летающий глаз». У «Перша» как раз распахиваются два люка — командирский и мехвода и оттуда показываются танкисты в песочного цвета форме. Мехвод крест-накрест машет руками — нихт шиссен, мол, камрады.
Мы и не собираемся «шиссен». Стреляет «летающий глаз». Боевой лазер — это вам не танковая пушка времён Второй мировой. Он не мажет. Ну, разве что в исключительных случаях. Здесь, однако, всё, как на ладони…
Никогда раньше не видел, что делает боевой лазерный луч с человеком. И, даст бог, не увижу. Мехвод прожжён насквозь. По-моему, он даже крикнуть не успевает, падает мёртвым обратно в люк. А «летающий глаз» уже бьёт в командира, который только-только выбрался на броню и ни хрена не видит, поскольку помогает выбраться наружу кому-то из экипажа. Бьёт и попадает.
Но тут я прихожу в себя и открываю огонь из своего МГ-34. Горячие гильзы летят в сторону, пулемёт грохочет и трясётся, и злые пули калибра 7,92 мм настигают цель.
«Летающий глаз» вздрагивает, словно живой, замирает в воздухе, я даю ещё одну длинную очередь. Чёртова машина пытается маневром вырваться из-под огня, но я не отпускаю спусковой крючок, веду раскалённым стволом пулемёта вслед за ней и, наконец, «летающий глаз» камнем падает на землю. Всё, готов. Один есть.
— Вперёд!! — с бешеным воодушевлением ору я. — Вперёд, ребята! Жми, Сашок! Жми, дорогой, мы их сделаем, обещаю!!
Но мы их не сделали.
Сначала наткнулись на нашу сгоревшую арту «Hummel». И сомкнувшийся с ней в смертельных объятиях не наш лёгкий танк «Леопард». Мы даже не остановились, чтобы проверить, остался ли кто в живых. Сначала нужно победить и выжить самим, а уж потом, как сказал бы Михаил Юрьевич Лермонтов, считать раны и товарищей.
Второй «летающий глаз» настиг нас, когда мы ползли на первой передаче вверх по крутому склону, намереваясь перевалить через сопку и оказаться на южной окраине городка, где и был расположен НП.
Он зашёл со стороны солнца, и потому я его вовремя не заметил.
Первый же выстрел оплавил башню и превратил мой МГ-34 в кусок бесполезного металла. А когда я нырнул внутрь за фаустпатроном и снова высунулся из люка, стараясь поймать в прицел эту летающую сволочь на доступной для моего оружия дистанции, «глаз» плюнул лазерным боевым лучом второй раз.