Богословская мысль Реформации

2. Возрождение идеи призвания христианина. Поскольку монашеская идея о призвании влекла за собой оставление мира, реформаторы решительно отвергли ее. Бог призывает Свой народ не просто к вере, но к выражению этой веры в определенных областях жизни. Человек призван, в первую очередь, быть христианином, а, во вторую, — проявить свою веру в конкретной сфере деятельности в миру. В этом отношении о влиянии реформационной мысли можно судить по тому, что термин «vocatio» («призвание») стал означать «мирскую деятельность или карьеру». За этим современным значением лежит идея, принятая в шестнадцатом веке, о том, что христианин призван служить Богу в миру.

Эта идея, связанная с центральной доктриной священства всех верующих (стр. 249-252), придала новый импульс приверженности к повседневному миру. Как мы видели, реформаторы отрицали средневековое разграничение между «священным» и «светским». Не существовало коренных различий в статусе между «духовным» и «мирским» порядком (см. стр. 250). Все христиане призваны быть священниками, и это призвание распространяется на повседневный мир. Они призваны очистить и освятить повседневный мир изнутри. Лютер кратко излагает эту мысль следующим образом: «То, что кажется светскими трудами, является на самом деле восхвалением Бога и представляет собой покорность, которая приятна Ему». Это понятие призвания не имеет ограничений. Лютер восхвалял даже религиозную ценность работы по дому, объявляя, что «хотя в ней нет явной святости, домашние обязанности следует ценить больше, чем все труды монахов и монахинь». «Бог не обращает внимание на незначительность делаемой работы, но смотрит в сердце того, кто служит Ему этой работой. Это касается даже таких повседневных работ, как мытье посуды и доение коровы». Английский последователь, Лютера Уильям Тиндейл, подхватывая эту мысль, настаивал, что хотя «мытье посуды и проповедь слова Божьего» представляют собой различные стороны человеческой деятельности, «в угодности Богу» они равны.

«Образ жизни каждого человека назначен ему Богом». С точки зрения Кальвина, Бог помещает людей в такие обстоятельства, в каких Он хочет их видеть. (Этот вопрос представляет важность для кальвиновской критики человеческих амбиций, которые, как он утверждает, основаны на человеческом нежелании признать сферу деятельности, которую выделил для них Бог). Социальный статус занимаемого положения является человеческим изобретением, не имеющим духовного значения. Нельзя позволить человеческим оценкам занимаемого положения (например, монашеским) восторжествовать над суждением Божиим. Всякая человеческая работа может «вызывать уважение и высоко цениться в глазах Божиих». Нет такого призвания, которое было бы слишком плохим или низким, чтобы быть освященным Божественным присутствием.

Этот вопрос будет рассмотрен далее, поскольку он является важным аспектом протестантской трудовой этики — несомненно, одним из наиболее значительных вкладов Реформации в формирование западной культуры.

Протестантская трудовая этика

Чтобы осознать значение трудовой этики, возникшей во времена Реформации, необходимо понять то настойчивое неприятие, с какой ранняя христианская традиция в лице монашествующих писателей относилась к труду. Для Евсевия Кесарийского совершенной христианской жизнью были жизнь, посвященная служению Богу и не запятнанная физическим трудом. Те, кто предпочитал работать для обеспечения существования, были «второсортными» христианами. Жить и трудиться в миру означало лишиться первосортного христианского призвания и всего, что оно с собой несло. Ранняя монашеская традиция, похоже, наследовала это отношение, в результате чего работа часто рассматривалась как унизительная деятельность, которую лучше всего оставить для социальных и духовных низов. Если социальные патриции древнего Рима считали работу ниже своего достоинства, то можно сказать, что в раннем христианстве образовалась духовная аристократия с таким же отрицательным и отталкивающим отношением к ручному труду. Такие настроения достигли своей кульминации в средние века.

Это не значит, что средневековые писатели отрицали важность труда: они считали его необходимым, но унизительным. Христиане, посвятившие себя жизни и работе в повседневном мире, согласно определению, были второсортными. Как отмечал Адриано Тилгер в своем полном исследовании труда в западном мире, монашеская духовность никогда не считала повседневный труд в миру, чем-то стоящим. К тем, кто выбирал жизнь и работу в миру в лучшем случае относились со «снисходительным милосердием». Труд не был серьезным делом для истинного христианина. Эразм с презрением относился к этой идее: разве труд скромного хлебопашца не был более приятен Богу, чем монашеские правила?