Богомолье

Права человека… Есть высокое учреждение на основе туманности и демократизма – Лига Прав Человека!.. Вся из прописных букв! Много талантов, умов и благородных сердцем… И вот смотрите, какую заслуженную нотацию прочитал этой высокой Лиге профессор Милюков, сам демократ и республиканец! Да, демократ, но… русский демократ и русский республиканец! Сказалось русское. Он решительно подчеркнул измену Лиги даже основам человечности, указав на старания Лиги, чтобы признали большевиков хозяевами русского народа, полноправными членами семьи народов, признали этих убийц, сознательных и исступленных, пославших миллионы людей на бойни, мучивших пытками, разоривших Великую Россию! Что для Лиги живые?! В хлопотах о правах Человека, с прописной буквы, Призрака, Человека, Лига забыла о миллионах теней человеческих: они вышли из «человеческого оборота» – выписаны в расход! Забыла и о работающих бойнях. Признать право на убийство – высокое право Человека! Вот оно Слово Высокой Лиги! Вот куда точеный гуманизм, утонченный «демократизм» уводят!

Вслепую тычется человечество, нет у него основы: ушел из него Дух Божий. Или не видите тупика, где жизнь толчется, где демократия без души – суть и бог? А величавые перспективы где? Их нет, и слышно, как вздрагивает земля.

Я не отвергаю народовластия – народной души и воли. Да будет оно! Оно – на основе Христовой Правды. Это народовластие – куда шире! Этот демократизм – живое. А тот, рассудочный, прописной, – неповелителен и легко тускнеет. Взгляните на великие города – точные отражения нашей жизни, – на эти торжища человеческого стада, рвущегося за мясом жизни! Нет уже духа жива, и люди – шоферы и лакеи, рвачи шоферы, в вонючей коже, в вонючем масле… Мчат они в реве-гуле, рвут чаевые и «по часам». Ведут машину – тысячеглазую, тысячеротую, покорную, как рабы. И давят в беге своем живое, оставляя угарный след. Сбросит она порой, ударит о камень – и разбивается на куски. Пошлость безмерная, исполинское чванство, всемирное второклассничество! От кинемо[217] получают Слово! Все бегло, смешно и плоско, и пахнет в мире бензином и потешающим «Максом», паяцем и шулером всех сортов. А чистые лилии, рожденные из голгофской Крови?! Взмыли моторы и на Голгофу[218] и сбили Крест, подавили святые лилии. Жизнь мелеет…

Есть и еще иные, у которых хватает духу, во имя уязвленной национальной гордости, во имя будто-нравственных оснований, звать: возвращайтесь на родину! Туда, где заматывают душу и убивают тело. Идем к народу, страдать! Не возрождаться и возрождать – этого там не дозволяют, – а примириться в скорби! С убийцами матери примириться, с убийцами души примириться, признать их народной властью. «Ведь примиряемся мы с грязью, по которой ходим?!» Сравнение-то какое – скользкое! Как грязь!! Или это – смирение инфернальное[219], сладостное «провальным душам»? Не во имя попранного Бога? Гниет душа, – дальше, дальше от ее смрада!

Что бы сказала совесть народная такому инферналисту? Сказала бы: «Не отымай последнего! Там, за рубежом, хоть и без меня, мое зреет – душа моя! Не тащи на свалку!»

Придет время, и народ свое скажет: Правда его не выбита.

III

Я бегло отметил слои зарубежной интеллигенции, попробовал их – на Правду. И думаю: не от чистой они души России.

Но есть многие, души российской, которые знают сердцем. Они Бога в душе несут, душу России хранят в себе. Они за нее боролись безотчетно, отдавали себя в порыве. Они Правду России чают. Из них первые – горячая молодежь наша. Из них первые – истинные сыны народа, не от сословий и не от классов, а от целой, живой России. И вольные сыны степи и рек вольных, буйная кровь России, с Тихого Дона и Кубани, – казачья сила, покорная лишь своей воле да России. И от трудовой земли – крестьяне, от Креста-Христа принявшие крестное свое имя. И ото всех русских состояний и сословий, молодые. Они, лучшие, принимали и смерть, и муки. Они на своих знаменах унесли незапятнанное, полное тайны имя – Россия. Они не сдались. Они вернут России ее Имя-Душу! Они связаны с нею кровавой пуповиной! Здесь они, крепкие. Здесь – и ищут. На тяжелых работах, в шахтах, на заводах, на чужих дорогах, под чужим небом, в глуши и в пышных городах мира, израненные телом, с язвами и камнями в сердце, – и все же они живые! Израненные души чутки, и они ищут прочные устои. Многие разуверились в духовных вождях своих, какие у кого были. В одном не разуверились: в своей Правде, в своем праве и долге – найти Россию! Они чуют-видят, какая кругом неправда. Этим выковывают – свое.