Богом данный

На улице и правда солнечно. Морозно слегка. Я не знаю, куда меня ведут, но рада этой возможности хотя бы пройтись по улице, а ещё рада тому, что адского пса не видно. Машин несколько, Черкес наверняка в одной из них, но меня везут одну. Я кручу головой, чтобы осмотреться при свете дня, понять хотя бы, в какой части города мы находимся. Этот район не в центре, но недалеко от него. Я вспомнила, мы с Васильком здесь гуляли. Тут много, очень много старых домов. Часть из них давно снесли, а какие-то жемчужины спрятали за огромным забором, как и дом Черкеса.

Едем мы в сторону от города. Проскакиваем район с типовыми высотками, въезжаем в пригородные посёлки. Пересекли один из них, затем в лес. Мне бы стало страшно, но я сомневаюсь, что Черкес будет увозить меня в лес, чтобы убить. Он вполне мог сделать это и в городе, а затем скормить своему дому.

Наконец мы притормаживаем у ворот, они открываются, въезжаем внутрь. Дверь машины открывается, на меня обрушивается вал запахов. Пахнет сеном. Навозом. Лошадьми. Это конюшни. Участок просто огромный, наверное, здесь и ипподром есть. Я шагаю за тем, кто меня привёз, Черкеса, как всегда, не вижу. А мы входим в большое здание, идём тёмным коридором, затем попадаем в сами конюшни. В стойлах лошади. Они фыркают, когда мы проходим мимо, вытягивают головы — им интересно.

— Эта? — спрашивает высокий бородатый мужик. — Смешно.

Он один из группы ожидающих нас мужчин. Черкес тоже здесь, но на меня он даже не смотрит, заглядывает в стойло. Кстати, у всех стоял верхняя часть открыта, лошади могут вытаскивать голову, а тут окошко зарешечено.

— Пусть попробует, — пожимает плечами Черкес. — Застрелить коня мы всегда успеем.

Я поняла, что от меня требуется — похоже Черкес мне поверил. Шагаю к стойлу, в котором держат животное, прижимаюсь лицом к металлической сетке. Это конь, кобыла точно не может быть такой огромной и мощной. Он жмётся к задней стене своей маленькой тюрьмы, не делает попытки напасть, но я вижу, что стойло сильно пострадало от его бешенства. Деревянные детали погрызены, на стенах следы копыт, сама сетка на двери продавилась, видимо, пытался вырваться.

— Купили две недели назад, — объясняет мне мужик. — Не жрёт, падла. Одному из наших руку сломал, второму устроил мозготряс. Все только руками разводят, а мы за эту скотину столько денег выложили…

Я не знаю, чем я смогу помочь. Я люблю лошадей, но ни разу не видела по настоящему разъярённое животное. А бокс тем временем открывают, вталкивают меня внутрь и сразу же захлопывают за моей спиной. Мило, очень мило. Конь смотрит на меня, дышит шумно, вижу, как трепещут его ноздри, как напряжена каждая мышца его тела. Смешно, но он кажется похожим на Черкеса.

— Уйдите, — прошу я мужчин. — Он вас боится.

Они послушно делают несколько шагов назад. Черкес курит, я чувствую, что этому коню не нравится сигаретный дым. Мне хочется шагнуть к нему, провести ладонью по мощной шее. Он красив, этот конь. Он такой белый, что глазам больно. Даже заточение в этой клетке не смогло лишить его красоты. Но пока я стою на месте, мне не хочется ни сломанных рук, ни сотрясения мозга. Хватит того, что у меня жизнь сотряслась.

— Ты боишься, — я шепчу тихо, так, чтобы не услышали мужчины, только конь, которому адресованы мои слова. — Тебя продали и заперли в клетке… Удивительно, но я тебя понимаю. Я знаю, что это такое.

Решаюсь и делаю крошечный шажок к нему. А потом все же тяну руку и касаюсь шелковистой, даже на вид, шкуры.



Глава 7. Богдан

Все отступили на шаг назад. Я — шагнул вперёд. Мне было интересно, как она поступит, эта испуганная девочка. Коня было жалко, да, он был прекрасен, он стоил много денег, его планировали поставить на скачки. Но… неуправляем. Специалисты только руками разводили, а держать животное на транквилизаторах совсем не вариант. Кони становятся медлительными и тупыми, от них даже приплода здорового не получить. Одного такого коня я собственноручно пристрелил пару лет назад. И… сердце кровью обливалось. Лошадей всегда жальче, чем людей.

Но я уже давно понял, что жизнь и сантименты несовместимы, а сострадание часто не по карману даже мне. Поэтому будет нужно — пристрелю снова. И даже уверен, что будет, не сможет эта девушка помочь. Так, последний шанс для очистки совести, словно её вообще можно очистить. Он никого к себе не подпускал, этот конь, но я все же рискнул, приобретя его. Осталось надеяться, что рискнул не напрасно.

Она шептала ему. Я слышал шёпот, но не мог разобрать слов. А потом… шагнула и руку протянула, коснулась его шкуры. Когда привезли его, эта шкура лоснилась, а теперь — жалкое зрелище. Конь замер, девушка замерла. Я и не заметил, как затаил дыхание. Напрягся главный конюх. Он не знал… не знал, что жизнь девочки ничего не стоит. Она настолько же моя, как этот конь. Я могу убить их обоих.