– Сюда съедется множество христиан, – сказал Эдди. – Быть может, несколько тысяч. Надо наметить план. Предлагаю расположиться вот здесь. – Он указал на песчаное поле справа, усеянное гладкими валунами. В свете всходящей над краем горы кособокой луны площадка казалась почти белой. – Рэнди, неспроста Господь привел тебя ко мне самым первым. Будешь моим главным помощником. Генералом. Давай вместе подготовим войско и поведем… в атаку. – Последнее слово далось Эдди с трудом.
Рэнди, не говоря ни слова, уверенно кивнул. Эдди заметил влагу и в его глазах. Парень очень растрогался.
– А вы поставьте свой джип поперек дороги, чтобы никто не проскочил к «Изабелле». Надо устроить все так, чтобы нагрянуть как снег на голову. Отправляйте всех на ту площадку. Это будет наша автостоянка. А мы с Рэнди пойдем на холм и будем ждать. Надо явиться к «Изабелле» в полной боевой готовности.
На дороге опять показался свет фар.
– До «Изабеллы» около трех миль. Пока не соберем достаточно сил, нельзя поднимать шум. Следите за тем, чтобы никто раньше времени не открыл пальбу и не отправился в бой без должной подготовки. Антихрист не должен знать, что мы здесь, пока не будет уверенности в том, что у нас достаточно людей и оружия.
– Аминь, – сказали первые Божьи воины.
Эдди улыбнулся:
– Аминь.
Глава 56
В два часа ночи преподобный Дон Т. Спейтс сидел за письменным столом в своем кабинете в здании, расположенном позади собора. Несколько часов назад пришлось вызвать на работу Чарлза и секретаря – от звонков и электронных писем не было отбоя. Перед преподобным высилась кипа распечаток, сделанных Чарлзом, перед тем как отказал сервер. Рядом лежал блокнот с записями о телефонных звонках. В приемной разрывался телефон.
Спейтс пытался взять в толк, что происходит. В дверь негромко постучали, и вошла секретарша со свежим кофе. Рядом с чашкой на подносе белела фарфоровая тарелка с шоколадным печеньем.
– Печенья больше не хочу.
– Хорошо, преподобный.
– И хватит отвечать на звонки. Отключи телефон.
– Да, преподобный. – Печенье исчезло вместе с секретаршей. Спейтс проводил ее недовольным взглядом. Ее прическа оставляла желать много лучшего, платье было измято, а ненакрашенное лицо подчеркивало старомодность всего ее вида. Да, конечно, она, должно быть, уже легла спать, когда он ей позвонил, тем не менее можно было бы и привести себя в порядок.
Едва дверь за секретаршей закрылась, как Спейтс достал из выдвижного ящика бутылку водки, плеснул ее в кофе и снова уставился в компьютерный экран. Доступа к его сайту не было из-за серьезной перегрузки. А теперь и весь Интернет, казалось, замедлял темп. Спейтс не без труда просмотрел знакомые христианские странички. Наиболее крупные, например, raptureready.com, не открывались вообще. Другие страшно «тормозили». Переполох, вызванный письмом Эдди, поражал воображение. Чаты, которые до сих пор работали, ломились от истерических возгласов. Многие их посетители писали, что немедленно отправляются на место сбора.
В кабинете царила всегдашняя приятная прохлада, однако Спейтс обливался потом, отчего шея в районе воротничка безумно зудела. Письмо Эдди, которое он успел прочитать раз двадцать, пугало его явным подстрекательством к вооруженному нападению на правительственный научный объект. Вдобавок в письме открыто упоминалось имя самого Спейтса. Естественно, его призовут к ответу. С другой стороны, может, это и к лучшему. Волна христианской ярости и мощи в состоянии изменить порядок вещей. Слишком долго христиан принижали, высмеивали, не принимали в расчет их мнение и ограничивали их возможности. Плохо ли, хорошо ли, но этот взрыв произведет переворот. Правительство и политики наконец поймут, насколько сильно христианское братство. «Разжег эту революцию я, – думал Спейтс. – Ни Робертсону, ни Фалвеллу, ни Своггарту, несмотря на то что они проповедовали много лет, были при деньгах и власти, – никому из них не удавалось добиться ничего подобного».
Он продолжал просматривать доступные интернет-страницы, надеясь найти какие-либо конкретные сведения о ходе событий, но вновь и вновь натыкался лишь на проявления злобы, ярости и истерии. И на тысячи копий письма.
А что, если Эдди прав?
Спейтса бросило в дрожь. Он не желал прощаться с жизнью. Его ужасала одна только мысль о том, что все его деньги, влиятельность, собор, телевизионная проповедь могут взять и потерять смысл, едва-едва появившись.
Гораздо сильнее его пугала мысль о том, какой в этот славный Господень день ему вынесут приговор. Всем ли сердцем он любил Бога? Не слишком ли много грешил? В его памяти ожили все когда-либо совершенные им гнусности: ложь, попойки, предательства, женщины и дорогие подарки, которые он покупал им на собранные пожертвования. И самое ужасающее – желание, каким он не раз возгорался, встречая где-нибудь на улице молоденьких мальчиков. Воспоминания обо всех этих прегрешениях – больших и малых, – выбравшись из многочисленных закутков памяти, выстроились перед ним и потребовали еще раз задуматься о каждом в отдельности.