Богохульство

– Вы рассуждаете, как мой племянник, Лоренцо. Он умный парень, выиграл стипендию и бесплатно учился в Колумбийском университете, на математическом отделении. Но там испортился. Весь этот мир Bilagaana совершенно заморочил ему голову. В итоге его исключили, он поехал в Ирак, отслужил там и теперь не верит ни во что. В прямом смысле – ни во что. Подметает крохотную церковь и получает за это жалкие гроши. Точнее, подметал, пока вообще не сбежал.

– Вы обвиняете в этом науку? – спросила Кейт.

Бегей покачал головой.

– Нет, я ее не виню. Просто ваши рассуждения о том, что мир возник из ничего, напомнили мне о бреднях, которые выдает Лоренцо. Как же могло мироздание взять и возникнуть ни с того ни с сего?

– Попробую объяснить. Стивен Хокинг предположил, что до Большого Взрыва времени не существовало. А без него не может существовать ничего. Хокинг сумел математически продемонстрировать, что небытие тоже обладает неким пространственным потенциалом и что при определенных необычных условиях пространство может превратиться во время, и наоборот. А если ничтожно малая часть пространства преобразовалась во время, тогда вполне вероятен Большой Взрыв, ибо появилась возможность движения, предпосылок, последствий, энергии. Для нас Большой Взрыв представляется взрывом пространства, времени и материи. Однако есть в этой теории и нестыковка. Если попытаться заглянуть в самую первую частицу секунды, убеждаешься в том, что это было вовсе не начало всего. Кажется, что время существовало всегда. Словом, предположение о Большом Взрыве содержит в себе противоречие: с одной стороны, утверждает, будто время возникло в определенный момент, с другой – будто у него нет начала. То есть будто время вечно. И то, и другое верно. Когда всерьез задумываешься над этим, понимаешь, что когда-то между бесконечностью и секундой могло не быть разницы. В общем, раз уж время проникло в бытие, значит, существовало всегда. Периода без времени просто не было.

Бегей тряхнул головой.

– Это же чистой воды бред.

В убогой гостиной воцарилось неловкое молчание.

– А у навахо есть своя теория о сотворении вселенной? – наконец спросила Кейт.

– Да. Мы называем это Diné Bahané[21]. История эта нигде не записана. Ее передают из уст в уста. Чтобы пропеть ее от начала до конца, потребуется девять ночей. Путь благословения и есть эта история. Поешь ее у постели больного, и он исцеляется.

– Вы выучили ее наизусть?

– Конечно. Мне передал ее родной дядька. На обучение у нас ушло пять лет.

– А я примерно столько училась на кандидата, – пробормотала Кейт.

Бегею это сравнение явно польстило.

– Не споете нам хотя бы несколько строк?

– Путь благословения не поют просто так, – сказал Бегей.

– По-моему, наш разговор отнюдь не пустой.

Индеец внимательно посмотрел на Кейт.

– Да, наверное.

Он закрыл глаза и запел на пятинотный мотив странно высоким вибрирующим голосом. Непривычный звукоряд и слова навахо – отдельные Форд узнавал, но большинства не знал – всколыхнули в его душе тоску по чему-то такому, что было невозможно определить.

Минут через пять Бегей замолчал. В его глазах стояли слезы.

– Это самое начало, – спокойно произнес он. – Более прекрасных стихов не сочинял никто и никогда. Во всяком случае, на мой взгляд.

– А перевести их для нас вы не могли бы? – попросила Кейт.

– Я надеялся, что об этом вы не попросите… Что ж, хорошо. – Бегей глубоко вздохнул.

Он раздумывает об этом, раздумывает.

Давным-давно он об этом раздумывает.

О том, как темень придет в бытие, он раздумывает.

О том, как земля придет в бытие, он раздумывает.

О том, как голубые небеса придут в бытие, он раздумывает.

О том, как желтый рассвет придет в бытие, он раздумывает.

О том, как вечерние сумерки придут в бытие, он раздумывает.

О росах на мху в ночной тьме он раздумывает, о лошадях он раздумывает.

О порядке он раздумывает, о красоте он раздумывает.

О том, как все умножится и ничто не убавится, он раздумывает.

Его голос снова на миг смолк.

– На английском звучит неважно, но перевод примерно такой.

– Кто этот «он»? – спросила Кейт.

– Творец.

Кейт улыбнулась.

– Тогда ответьте на такой вопрос, мистер Бегей: кто создал самого Творца?

Бегей пожал плечами.

– Об этом легенды не рассказывают.

– Что же было до Него?

– Кто знает?

– Получается, и ваша история, и моя не вполне совершенны.

Тишину нарушил плеск воды, бегущей из крана в раковину. Бегей поднялся и, прихрамывая, пошел на кухню, чтобы получше закрутить кран.

– Беседа была увлекательная, – сказал он, вернувшись. – Однако за окном реальная жизнь. А в этой жизни – конь, которому нужны новые подковы.

Они вышли в яркий солнечный свет и направились к загону. Форд сказал:

– Мы хотели предупредить вас, мистер Бегей: на завтра у нас запланирован очередной запуск «Изабеллы». Группа ученых будет под землей. А встретить вас смогу один я.

– Мы не в гости к вам приедем.

– Я бы не хотел, чтобы вы подумали, будто мы относимся к вам без должного уважения.

Бегей ласково похлопал по лошадиному боку и провел по нему рукой.