В три часа ночи Форд, с рюкзаком на спине, осторожно открыл заднюю дверь и выскользнул в темноту. Небо сияло морем звезд. Где-то вдали завыли и стихли койоты. Луна была почти полная, а воздух – столь прозрачным, что все вокруг серебрил лунный свет. Прекрасная ночь, подумалось Форду. Как жаль, что нет времени полюбоваться ею.
Он осмотрелся по сторонам. Обитатели других домов, очевидно, спали; лишь расположенный с самого краю дом Хазелиуса смотрел в ночную тьму желтым квадратом занавешенного окна в спальне.
Жилище Волконского располагалось по другую сторону петли.
Форд быстро пересек освещенный луной двор, нырнул в тень тополей, тихо и медленно обходя лужицы света, дошел до дома Волконского и вновь огляделся, но никого не увидел и не услышал ни звука.
Обойдя дом, он прижался к окутанной тенью задней стене. Дверь была опечатана полицейской лентой. Форд достал из рюкзака перчатки и нож, взялся за дверную ручку и потянул ее на себя. Дверь, естественно, была заперта на замок. Уайман быстро взвесил все «за» и «против» – и решил пойти на риск.
Разрезав ленту, он достал из рюкзака полотенце, обмотал камень и прижал его к стеклу. Несколько минут спустя оно не выдержало и треснуло. Форд аккуратно убрал осколки, засунул руку внутрь, открыл дверь и скользнул в дом.
Ему в нос ударила вонь предельного отчаяния – затхлый запах табака, марихуаны, дешевой выпивки, вареного лука и прогорклого масла. Он достал фонарик, опустил руку и посветил вокруг. На кухне царил жуткий бардак. На картонной тарелке с капустой и перцами, очевидно, поджаренными много-много дней назад, выросла серо-зеленая плесень. Мусорное ведро было битком набито бутылками из-под пива и водки. На покрытом старой мексиканской плиткой полу поблескивали разогнанные по углам осколки.
Форд перешел в гостиную-столовую и увидел грязный ковер и обляпанный диван. На стенах не висело ни картин, ни фотографий, лишь на двери красовались два детских рисунка. На одном был изображен космический корабль, на другом – грибообразное облако от взрыва атомной бомбы. Других напоминаний о семье Форд не обнаружил.
«Почему Волконский не снял рисунки?» – задумался он. Может, потому, что не питал к ребенку особенно теплых чувств? Представить его отцом вообще было сложно.
Дверь в спальню стояла наполовину открытой, воздух внутри был тошнотворно спертый. Кровать выглядела так, будто ее не заправляли ни разу в жизни, а простыни – будто их никогда не меняли. Корзина для грязного белья была переполнена. Открыв наполовину пустой шкаф, Форд увидел костюм, пощупал материю – весьма добротная шерсть – и осмотрел остальные вешалки. Волконский привез в эту глушь немало одежды, в том числе и вполне приличной, во всяком случае, для него. По-видимому, не давал себе отчета в том, на какую жизнь себя обрекает. Почему же тогда не забрал эти вещи, отправившись домой?
Форд прошел по коридору ко второй спальне, превращенной в подобие кабинета. Компьютера не было, но USB– и FireWire-кабели остались на месте, вместе с принтером, высокоскоростным модемом и базовой станцией Wi-Fi. Повсюду валялись диски. Казалось, их просматривали второпях, забирая нужные и откидывая все остальные.
Форд выдвинул верхний ящик и увидел дикую коллекцию потекших ручек, обгрызенных карандашей и распечаток с замысловатыми входными кодами программ, на изучение которых могло уйти несколько лет. Во втором ящике хранилась пачка грязных папок с разного рода бумагами. Уайман бегло просмотрел их – снова коды, записи на русском, блок-схемы, – перевернул стопку и увидел конверт в прозрачной тонкой папке. Запечатанный и проштампованный, он был без адреса и разорван на две половины.
Форд извлек обе части и достал изнутри листок, однако то было не письмо, а записанный рукой шестнадцатеричный код. Вверху стояла дата. В этот день Волконский исчез.
В голове Форда закружили вопросы. Зачем он сделал эту запись, а потом разорвал конверт? Почему проштамповал его, но не отправил? И оставил здесь? Что значит этот код? И, самое главное, почему Волконский записал его рукой? Компьютерные коды обычно печатают, дабы сэкономить время и снизить вероятность ошибки.
Форду на ум пришла догадка: на территории, где расположен столь засекреченный объект, как «Изабелла», невозможно скопировать информацию, распечатать ее, передать или отправить по электронной почте тайно от всех остальных. Если же переписываешь данные рукой, в компьютере не остается ни единого следа. Форд засунул обрывки в карман. В любом случае они обещали пролить свет на некую тайну.
Со стороны черного хода послышался скрип песка под чьими-то ногами.
Форд выключил фонарик и замер. Тишина. И вдруг – едва уловимый треск стекла или какого-то другого мусора между подошвой и кухонным полом.
Выскользнуть из дома незамеченным – через парадный вход или черный – у Уаймана не было возможности.
Снова тихий хруст, ближе. Кто бы это ни был, он знал, что Форд внутри, и шел к нему, не торопясь.
Уайман бесшумно пересек покрытый ковром пол, приближаясь к окну. Нижняя задвижка поднялась без проблем, а верхняя застопорилась.