Богиня прайм-тайма

За шлагбаумом некоторое время ехали в гору и, въехав в развалины, остановились.

Ники выскочил первым и потянул с заднего сиденья камеру.

Какие-то солдаты в пятнистой камуфляжной форме и высоких черных ботинках жались в “укрытии” – загородке, похожей на дачный сортир, из прутьев и циновок. Халед помахал им рукой, но они не ответили.

– Солдат – хорошо, – неожиданно объявил Халед и улыбнулся. – Талиб – плохо. Масуд – хорошо.

Ники уже снимал панораму, мелкие камушки с тихим шелестом осыпались из-под точно таких же черных военных ботинок, как у тех солдат, которые “хорошо”.

Ники переступал ногами, улегшись щекой на камеру.

– Ольга, давай из кадра! Попадаешь!

Она забежала ему за спину.

– Ники, сними землю!

– Зачем? – От объектива он так и не отрывался.

– Ну, посмотри.

Он довел до конца свою панораму, выключил камеру и посмотрел под ноги.

– Вот черт возьми.

Осколки античных амфор, гильзы от патронов, мелкие камни.

– А что тут такое было, блин?! Древняя Греция?!

– Сам ты Древняя Греция, Ники! Аль-Хануму две с половиной тысячи лет, тут Александр воевал!

– Македонский, что ли?

– Ну, конечно, какой же еще!

Ники, совершенно сраженный такой потрясающей новостью, снял с плеча камеру, присел и поковырялся в пыльных осколках.

– И чего, они все времен Александра Македонского, что ли?!

– Не знаю. Вряд ли.

Ники вытащил осколок и старательно потер его о штаны.

– Наверное, все-таки древние. А, Оль?

– Ты же здесь работаешь, – язвительно сказала Ольга. – И все знаешь!

– Ну-у, не все, конечно!

Он еще подобрал какие-то черепки, сунул в карман, плюхнулся на колени в пыль и пристроил на плечо камеру.

– Надо снять, – бормотал он, – значит, снимем.

Ольга отмахивалась от мух, которые начинали лезть со всех сторон, как только утихал ветер, и думала о том, что бы еще такого снять.

Вечная проблема на войне – нечего снимать!

Когда есть что – не разрешают. Когда разрешают – нечего. То-то им так подозрительно быстро выдали разрешение на съемку, знали, что показывать тут решительно нечего, – все те же пустынные горы, все тот же унылый до крайности пейзаж, все те же солдаты – “наши”, но как будто не “наши”.

Ольга шла по краю истекающего песком холма, пока Ники ползал на коленях, то так, то эдак прилаживая камеру.

Профессионал.

Ольга знала, что даже землю он может снять так, что все станут смотреть, разинув рты и не отрываясь от экрана. Именно ему принадлежал знаменитый план, обошедший все мировые новостные каналы, – один-единственный уцелевший на улице дом, уцелевший по-настоящему, как будто ничего вокруг него и не происходило, раскрашенный синими мусульманскими цветами, а вокруг конец света, катастрофа, бетонные завалы, ощерившиеся арматурой и битым стеклом. Мертвый солдат, далеко откинувший смуглую руку с автоматом, под самой стеной, а рядом с ним задумчивая чумазая девчонка – смотрит не отрываясь на черное пятно у него под головой.

Кажется, сиэнэновские комментаторы назвали этот план “символом войны”.

Ники так и не рассказал никому, где и как он это снял.

За холмом маялись японцы. Им тоже нечего было снимать, но они оказались предприимчивей. Невесть как – потому что переводчика с ними не было – они заманили одного из тех солдат, что жались в камышовой будке, и теперь тот с удовольствием позировал крохотному японскому оператору. Оператор приседал и цокал языком, похожий со своей камерой, неудобно пристроенной на плечо, на подбитую камнем птицугалку. Солдат взобрался на обломок коринфской колонны. Стоять ему было неудобно, и подошва армейского ботинка ерзала по лепесткам знаменитого цветка.

Ольга никогда с точностью не могла припомнить эту легенду – то ли цветок принял форму черепицы, то ли наоборот.

Две с половиной тысячи лет! Тысячелетия не справились – зато люди разрушили все моментально. Раз – и не было никаких двух с половиной тысяч лет. Остались только пыль и осколки амфор.

Господи, когда же это кончится!..

Никогда.

Человечество никогда не договорится с человечеством. И надеяться не на что. Какой там гипотетический враг, прилетевший из космоса на сверкающем металлическом аппарате, ощерившемся лазерными пушками и аннигиляционными двигателями! Зачем?

Мы сами справимся, без пришельцев.

Мы уничтожим друг друга, но есть некоторая надежда, что уничтожать будем долго, потянем еще.

– Ольга!

– Что?!

– Давай сюда!

И голос недовольный – Ники не любил, когда она пропадала из поля его зрения. Наверное, Бахрушину пообещал что-то такое, тоже очень мужское.

Ты там присмотри за ней, Ники!

Ну, не вопрос, старик!

Идиоты.

Она вдруг поняла, что больше ни минуты ждать не может, скинула с плеча рюкзачок, покопалась и выпростала тяжелую трубку спутникового телефона.

– Ольга!

– Иду сейчас!

Она набрала номер, прижала трубку к уху и, старательно обходя камни и пустые гильзы от снарядов, которые откатывались со странным, словно стеклянным звуком, потащилась в его сторону.

Солдат все стоял на колонне, японский оператор поправлял на нем кепочку – для красоты.

Телефон молчал каменным молчанием, ничего в нем не хрюкало и не трещало – плохой признак. Скорее всего не соединится.