— Они — это мы, Корсон,— повторила Флора.—Те, с Аэргистала — это мы. Но не знаем о том, что мы должны открыть это и понять. Они — это все возможности и людской расы, и всех прочих рас, даже те, которые ты просто не способен вообразить, как и они тебя. Они — это все частицы Вселенной, все события Вселенной. Мы — не предки богов, и они — не наши потомки, мы — часть их, отделившаяся от своего начала, или, вернее, от целого. Каждый из нас — одна из их вероятностей, деталь креода, которая неудержимо стремится к целому, которая бьется во мраке, чтобы властвовать, чтобы существовать отдельно. Что-то произошло, Корсон, где-то и когда-то, но этого я сама не понимаю. Но нет ни конца, ни начала времени. Не существует ни «до», ни «после», Для них, и немного для нас, время — это расстояние, на котором события существуют как объекты, обладающие длительностью. Мы — лишь ступень длинной лестницы, ведущей к Аэргисталу, к объединенному созданию всех возможных событий, и те, что с Аэргистала, это те, кто поднимается по этой лестнице.
— Боги — шизофреники,— сказал Корсон.
— Да, если это поможет тебе понять. Иногда я думаю, что они отправились на поиски всех возможностей, заплутали и стали нами, и что это и служит поводом для войн, этого уничтожения, этой ломки этого насилия над историей, которую теперь они так старательно берегут. И эти изломы не позволяют им, несмотря на огромное их могущество, немедленно и окончательно исправить испорченное. Поскольку они, это тоже, что и мы. Война — частица их самих. И мы наощупь должны преодолеть, открыть дорогу, ведущую к ним. И — к нам. Они родились из войны, Корсон, из этой поразительной неразберихи, играющей нашими существованиями, и будут существовать лишь тогда, когда ее ликвидируют. Тут и там они латают дыры, гасят пожар. Этим занимаемся мы, иногда — с их помощью. И ты делал это, Корсон. Не жалеешь?
— Нет.
— Чтобы стереть войну, те, с Аэргистала, пользуются теми, кто воевал. Те в свою очередь обладают достаточным военным опытом и через какое-то время начинают ненавидеть войну с такой силой, что желают ее уничтожить. Желают по-настоящему, любой ценой. Те, кто не постигают этого сразу, какое-то время проводят на Аэргистале. Но рано или поздно приходит понимание. Приходит ко всем, без исключения.
— Даже к таким, как Веран?—скептически спросил Корсон.
— Даже к Верану. Сейчас он гасит пожар в созвездии Лиры.
— Он мертв,— сказал Корсон.
— Никто не умирает,— возразила Флора.— Жизнь — как страница книги. Тут же рядом другая. Я не говорю потом, я говорю рядом.
Корсон поднялся и сделал несколько шагов к морю. На границе пены он остановился.
— Это долгая история. Кто докажет мне, что она истинна?
— Никто. Понемногу ты сам поймешь это. Может быть, то, что ты открываешь, окажется несколько другим. Никто не обладает привилегией обладания абсолютной правды.
Не поворачиваясь, Корсон с силой, почти невольно выкрикнул:
— Я вернулся, чтобы научиться власти над временем и контакту с теми, на Аэргистале. А вместо...
— Научишься. Всему, на что окажешься способен. Нам нужны такие люди, как ты. Пожаров много.
— А я-то надеялся обрести покой,—сказал Корсон.—И еще я вернулся из-за Антонеллы.
Флора подошла к нему и опустила руки на плечи.
— Прости нас,— сказала она.
— Я ее любил, или — я люблю ее. Она тоже исчезла, верно?
— Ее не было. Она давным-давно мертва. Мы взяли ее на планете—мавзолее, в коллекции одного из богОв войны, и наделили искусственным разумом, так же, как это делал ты с рекрутами для Верана. Так надо было, Корсон. Без нее ты вел бы себя не так. А настоящее живое существо не хмогло бы проникнуть на Аэргистал.
— Если оно только не военный преступник,— сказал Корсон.
— Она была всего лишь машиной.
— Хватит.
— Мне очень жаль. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Я стану твоей любовницей, Корсон, если ты пожелаешь.
— Это не так просто.
Он вспомнил, что сказал ему Кид :«Не надо сердиться на нас за это».
И исчез. Он знал, что будет вычеркнут и все же сочувствовал ему, Корсону.
— Никто не умирает,—сказал он.—Может быть, я отыщу ее в другом существовании.
— Может быть,— шепотом ответила Флора.
Корсон сделал шаг к морю.
— У меня ничего не осталось. Ни друзей, ни любви. Моя Вселенная исчезла шесть тысяч лет назад. Меня просто-напросто надули.
— Ты еще можешь выбирать. Ты можешь все вымарать, вернуть к нулю. Вспомни, что ты должен был умереть на «Архимеде».
— Могу выбирать,— повторил Корсон недоверчиво.
Он услышал, что она уходит, повернул голову и увидел, что она разговаривает сама с собой, разгребая песок з том месте, где отпечатался след ее тела. Когда она вернулась, то в ее протянутой руке была зажата опалесцирующая ампула размером с голубиное яйцо.