Они, как обычно, спустились с неба на своей огромной, гордой, блестящей на солнце птице. Орайя всегда восхищалась птицей Богов, с телом, будто в рыбьей чешуе: так оно горело в лучах света. Впрочем, именно в то прибытие, девочка убедилась: то была вовсе не чешуя. Орайя это проверила, коснувшись, крыла птицы рукой. Тело оказалось гладким, горячим, приятным на ощупь. И ни одного пёрышка, ни одной чешуйки.
Всегда, когда птица Богов опускалась на землю, вокруг стоял такой рёв, что даже речной Охту и тот убегал куда подальше: его потом в реке не видели несколько дней. Здорово: можно было плавать на другой берег. А когда птица приземлилась в этот раз, то к рёву ещё добавился и ветер. Хорошо, что все, как обычно, упали на колени, уткнувшись носами в землю, а то бы ветер сбил их с ног.
Чрево птицы распахнулось, из него уверенными, широкими шагами, вышли Боги, будто та родила их. Орайя хорошо запомнила, как её в первый раз шокировало увиденное: в животе опустившейся на землю птицы вдруг образовалась дыра, причём, без крови и кишок, внутри которой, вместо требухи, показались Боги. Также не забыла она потрясения и о того, когда увидела, как пузо птицы вновь забрало в себя Богов, а после дыра вдруг взяла и затянулась, будто её и не было. Когда птица улетела, Орайя тщательно исследовала поляну, на которую опустилась птица, но, ни капельки крови так и не нашла. Эти две картинки долго не отпускали сознание девочки. Она даже хотела изобразить увиденное на камне, но все попытки привели только к нервному расстройству: картинки так и не удались. Всё получалось только по отдельности. В целом же Боги и их птица никак не хотели соединяться вместе.
Боги всегда, с ног до головы, были одеты в шкуры из такой же странной «чешуи», что и тело птицы: блестящей, сверкающей на солнце. Наверное, решила Орайя, когда увидела одеяние Богов в первый раз, они, то есть, Боги, на одной птице летают, а другую убили, и сделали из её шкуры себе одежду, точно так же, как её отец сделал ей накидку из лысой шкуры старого оленя. Правда, Вонк потом шепнул девочке на ухо, будто то вовсе не шкура, а такая, мол, у Богов кожа. Но Орайя ему не поверила. Своя, собственная кожа должна быть всегда и во всех местах тела туго натянутой, ну, разве что морщинистой, как у Вонка. У Богов же и на теле и на руках «кожа» топорщилась во все стороны и, мало того, в некоторых местах даже обвисала. А разве кожа может обвисать? Любой зверь схватит такую шкуру зубами и утащит к себе в нору. А разве Бог допустит, чтобы его хватали зубами? И потом, голова у Богов тоже пряталась за странной «кожей», с твёрдой водой перед лицом. Орайя чётко видела лица Богов под этой водой, когда те осматривали её тело. Лица как лица: простые, нормальные, точно такие же, как и у сородичей Орайи, только плавают внутри «кожи», будто в мутной воде. Девочка до сих пор помнила, как один из Богов улыбнулся, обнажив при этом такие красивые, ровные, белые зубы, что у дочери вождя дух захватывало от восторга и ужаса. Таких зубов ни у кого из её соплеменников не было. В том числе и у самой девочки.
Говорили Боги странно. Вроде произносили знакомые с детства слова, однако, до ушей Орайи те доносились глухо, будто эхо и малопонятно. То ли хрипло, то ли лающе, как — Орайя разобрать не смогла.
И ещё на одно обстоятельство обратила внимание дочь вождя: собаки, которые буквально сходили с ума во время приземления птицы, как только Боги вышли из тела божества, тут же замолкли и, сбившись в одну плотную массу, дружно легли на брюхо, мордами к птице. И так лежали до тех пор, пока та не улетела. А вот козы наоборот: бесились всё время, пока Боги находились в вблизи стойбища, метались внутри загона и призывно блеяли, то ли от страха, то ли от боли. И тоже успокоились только тогда, когда те покинули стойбище.
Впрочем, потом, на следующий день, была отмечена ещё одна странность. Всё молоко, которое надоили утром, оказалось горьким, совсем никудышним. Пытались сделать из него сыр — только плевались. Даже вечно голодные собаки отказались есть. Пришлось всё отправить в реку, на радость Охту, чтоб он подавился. На следующий день козы дали хорошее, сладкое молоко, как всегда.
В последний раз Боги провели в стойбище целых два дня. Зачем-то у всех рассматривали рты, глаза, уши, кололи руки какими-то колючками, до тех пор, пока не появлялась кровь: её Боги забрали с собой. После Вонк сказал: они это делали специально. Теперь племя будет подчиняться им, потому, как Боги забрали частицу тела каждого из членов племени. Опять всё выдумал. Хочет выглядеть самым умным и самым мудрым среди старейшин, только ничего не получается. Вонк маленький и тощий. От него даже речной Охту отворачивается, когда тот приходит к реке. Кожа да кости — есть нечего. Вонк и сам понимает, что он слабее многих в племени. Если не всех. Вот и пытается хоть как-то возвыситься, пусть даже враньём. Только ничего у него не получается.