Боги не играют в кости

Вонк внимательно, со всех сторон, снизу доверху, оглядывал каждую нонку, пробуя на крепость. Сортировал ветки: одни в правую сторону от себя, другие в левую. Ношу, как ему знаками велел дед, специально наломал нонок с избытком, а не по количеству охотников. Зачем, Орайя никак не могла догадаться.

Внук опустился на землю рядом со стариком, похлопал себя по ногам, после чего провёл рукой по шее, ударил ладошкой по левой щеке, снова хлопнул по нири, принялся быстро сучить ногами.

— Что, неудобно? — Догадался дед. — Босиком лучше? — Схватил руку внука, сжал её. Отрицательно качнул головой. — Нельзя снимать! — Ношу только тяжело вздохнул: понял.

Старик снова принялся делить ветки. Когда закончил с этой странной работой, накинулся на девчонок:

— Чего расселись? Собирайте цветы, траву. Только чтобы стебли длинные.

— Зачем? — удивилась Кхаату, однако, внятного ответа не получила.

— Сама скоро увидишь.

После того, как цветы и трава были собраны, Вонк принялся собирать их в пучки и привязывать к наконечникам веток, которые откладывал слева от себя. Когда тех стало больше, чем пальцев на трёх руках, Вонк смахнул пот со лба, поднялся на ноги, принялся раздавать нонки, что лежали справа, женщинам.

— Когда будете идти по Трясущейся Земле, — принялся наставлять старик, — прежде чем сделать шаг, проверьте нонкой, есть впереди твердь, или нет. Если есть, и нонка не проваливается — ступайте смело. Если нет — щупайте со всех сторон землю. Только после того, как нонка уткнётся во что-то твёрдое, делайте в то место шаг. Иначе Трясущаяся Земля заберёт к себе. И ещё: не стоять на месте! Ни в коем случае не останавливаться: засосёт!

— А как это так, — Кхаата действительно не могла понять, как совместить несовместимое, — и не стоять на месте, и не идти, если не нащупаешь твёрдой земли?

— А вот так! — Зло выдохнул Вонк. Ох как надоела ему грудастая девка. — Пока делаешь шаг, щупаешь землю. Показываю. — Вонк несколько раз ткнул нонкой перед собой. — Не в одну сторону, а и с боков тоже. Понятно? — Охотницы, молча, следили за руками старика. — Другие нонки, с пучками травы и цветов, буду ставить вдоль всей тропы. Они укажут путь обратно. — Старик обвёл всех тяжёлым взглядом. — Для того, если со мной что случится. Будете знать, какой дорогой возвращаться.

Неровный строй женщин дрогнул. Кхаату всхлипнула. Вонк в душе выругался.

Норк так и не дал согласия на то, чтобы Кхаата осталась. И старик понимал: где-то вождь прав. Кхаата — сильная. Одна на себе может пол туши Ани принести. Но именно от того Вонку и жаль её. Сгинет — племя многое потеряет. Старик с сожалением бросил взгляд на высокую грудь девушки: такая красота пропадёт без толку. Да что теперь делать?

— Отдохнули? В путь.

Год 2014-й, после Р. Х., Аргентина, Сан-Карлос-де-Барилоче

Георг Майер кивком головы предложил молодому человеку стул. Утонувший в глубоком, кожаном кресле, под толстым, ворсистым пледом старик, внимательно наблюдал за гостем, пока тот устраивался. Воспалённые, слезящиеся глаза хозяина дома оценивающе следили за неуверенными движениями журналиста.

Дом доктора Майера редко принимал гостей. На памяти хозяина особняка, это был седьмой случай. Или восьмой? Какая разница! — мысленно чертыхнулся старик, и тут, же приструнил самого себя. — Большая разница. Теряю память. Забываю, что происходит со мной. Становлюсь поленом. Скоро стану забывать, как зовут прислугу. Впрочем, — мысленно хмыкнул Майер, — что это я?

Журналист Курт Хельсман поставил на стол, на ребро диктофон, огляделся. У молодого человека сложилось полное ощущение, будто он случайно, по ошибке, попал не в Аргентину, а к своим дальним родственникам в Австрии. Такой же деревянный, из широких досок, пол, лакированный, как у дяди Вольфганга. Точно так же, почти за такой же металлической решёткой, в углу кабинета нашёл своё место камин. Дубовый, массивный, прямоугольный стол расположился в центре комнаты, точь-в-точь, как у дядюшки. И так же вкруг него разместились пять стульев: на шестом, в стороне от стола, сидел он, Хельсман. Даже кресло хозяин дома поставил как дядя Вольфганг, ближе к камину. Только у дяди оно более современное, модерновое. У хозяина же аргентинского особняка кресло оказалось огромное, кожаное, старинное, судя по всему, середины позапрошлого века. Именно тогда, в девятнадцатом столетии, подобного рода массивная мебель имела популярность в среде германской аристократии. Сегодня подобного рода раритеты на мебельных фабриках не изготавливают: не пользуются спросом, слишком много места занимают в квартире. Рядом с креслом, скорее всего специально, потому, как он абсолютно никак не гармонировал со столь древней мебелью, примостился стеклянный, современный, на металлических, тонких, гнутых ножках, журнальный столик, на котором, стопочкой лежали четырёх толстых тетради.