— Как последний алкаш, в одиночку?
Женька едва не поперхнулся.
— Пап, ну ты…. Нельзя же так!
Отец Женьки пристроился на стуле.
— А пить с горя, да при молодой жене, да при ребёнке, значит, можно?
— Да не пил я. Так, одну рюмку.
— С горя, что ли?
— Нет, с радости. — Михайловский — младший стряхнул с груди капли. — Конечно, от обиды. Столько работы, и всё…
Женька махнул рукой.
Отец согласно покачал головой.
— Это верно, обидно. Но, не смертельно. И не повод, чтобы его заливать водкой.
— Коньком. — Поправил отца сын.
— А, ну это совсем иное дело. — В голосе отца слышалась едкая, открытая ирония. — Алкаши действительно, коньяк не употребляют. Кофе ещё остался?
Младший утвердительно мотнул головой на полку, и тут же встрепенулся:
— Пап, тебе на ночь кофе вредно.
— Я сейчас нахожусь в той стадии развития человека, когда ему всё вредно. В том числе и жить.
Женька, было, привстал, но отец взмахом руки остановил его:
— Сам приготовлю. Ты что, и эту ночь собираешься не спать?
— Извини. Мешаю?
— Да мне-то что…
Старик первым делом помыл плиту, после чего «зарядил» джезву.
— Пап, — Евгений отхлебнул из чашки холодный кофе, поморщился, добавил третью ложку сахара Тот, почему-то, от этого вкуснее не стал, — скажи, а как ты относишься к моей теории о генной памяти?
— Если имеешь в виду статью: умная, толковая, грамотная. Если диссертацию, то я в ней ничего не понял. Слишком заумно для меня. Да я же тебе уже об этом говорил.
— Говорил. — Согласился сын. И тут же вспыхнул. — Ну, вот как так? — Хлопнул ладонью по листу, лежащему на столе. — Просто взять, прислать письмо: отказать в защите, и всё. Без объяснений, без пояснений. Даже причину не объяснили.
— А ты что, хотел от наших чинуш ещё и внятные пояснения получить? Удивляешь ты меня, Евгений Михайлович. — Кофе закипел. Отец снял джезву с плиты, налил горячий напиток в чашку. — Вот если бы ты им в конверте принёс энную благодарность, в долларах, они бы тебе не то, что твои выкладки, самого Господа Бога, в качестве доказательства гипотезы, простили. Впрочем, как тебе это будет неприятно слышать, в чём-то они правы. Как, на мой взгляд, сыровата, пока, твоя диссертация.
— Так ты же в ней ничего не понял!
— Вот потому и сырая, что даже я ничего не понял.
— И ты туда же? Тоже мне, специалист — генетик…
— Не обижайся. Послушай совет от человека, которому ты не безразличен: не спеши с защитой. Обкатай тему на стороне. Желательно, за рубежом. Чтобы и там были проведены твои тесты.
— Я уже проводил их в России.
— Проведи в Европе. В Австралии живёт тётя Лера, свяжемся с ней, попросим помочь. Но, главное, выйди на их специалистов. Вот тогда твоя диссертация получит вес. И дополнительный объём.
— И это мне говорит чекист в отставке.
— Это тебе говорит опытный, повидавший много на своём веку, родитель.
— Кстати, родитель, а почему ты не спишь? Ну-ка, приподними голову… Понятно. Глаза красные. Опять читал при свете ночника?
— Ты должен гордиться, что у отца такое хорошее зрение.
— Я этим не горжусь. Я за это радуюсь. А вот то, что ты экономишь на электричестве, и не включаешь верхний свет — плохо. Экономишь на копейку, а лечение потом обойдётся в трёхзначные цифры. Что, хоть, читал?
— Ефремова.
— Кто б сомневался. — Буркнул Женька. — Ты его уже наизусть знаешь, а всё перечитываешь.
— С умным человеком всегда приятно встретиться вновь. Тем более, если он тебе подсказал идею о генной памяти. Забыл? Я ведь тогда специально подкинул тебе «Лезвие бритвы».
— Помню. — Мотнул головой Михайловский. — Эксперименты Гирина и Селезнёва[58]. Просто поразительно, как Ефремов смог тогда, в конце шестидесятых, прийти к такой мысли?
— Гений. — Спокойно констатировал Михайловский — старший. — Кстати, развал СССР он тоже предвидел.
— Пап, — Евгений поморщился, — только не надо преувеличивать. В «Лезвии бритвы», согласен, озвучена масса путей к будущим научным открытиям. Но, дар предвидения… Прости, какой из Ефремова Нострадамус?
— Не веришь? Потерпи минуту.
Отец покинул кухню, для того, чтобы вернуться с несколькими книгами в руках. Как отметил Женька, все они принадлежали одному автору. Ивану Антоновичу Ефремову.
Тонкие ветки и листва с деревьев хлещут по лицу. Поворот вправо — новое дерево. Обежал. Ещё дерево. Ещё. Поваленный ствол. Над ним, или… Кинулся под него. Вскочил на ноги. Снова бег. Впереди спина беловолосой девчонки. Бежит тяжело. Видно, как её ноги, с каждым шагом, едва не заплетаясь, плотно бьют о листву. Долго ей так не протянуть. Неожиданно ушёл влево. С правой стороны мелькнул фрагмент зубастой морды. Не успел. А был совсем рядом. Толкнул девчонку в спину, в кусты! Яма. Падение.
Изображение смешалось. Превратилось в круговорот из грязи и прелой листвы. Яма неожиданно закончилась обрывом и падением в воду.
Ол стянул с головы сферу.
— Что скажете?
Тег последовал примеру доктора.