Боги, которые играют в игры

Фортуна предоставила тебе еще одно орудие пыток — что-то вроде перьевой ручки и запас сильно пачкающихся палочек, которые при растворении в воде оказываются превосходными чернилами. Более того, у тебя есть даже бумага — некоторая часть сохранившихся книг совершенно пустые. Зачем это было нужно косоглазым солдатам понять уже невозможно, но тебе это и не нужно. Ты хватаешься за возможность писать, как утопающий за соломинку. Сейчас, наконец, ты восполнишь потерю всех книг, которые ты не прочитал — ты напишешь их сам, как ты наивно полагаешь. Однако, уже первые же исписанные десять страниц показывают разницу между тобой и писателем. Все, на что в итоге тебя хватает — так это на ведение дневника, описывающего твою жизнь на этом острове. Единственная его ценность — спустя пару месяцев возможность поржать над своими мыслями и надеждами, зафиксированными на бумаге.

Надо признать, что главный сценарист твоей жизни упорно не хочет тебя убивать. Ты полагаешь, что твое существование для него что-то вроде реалити-шоу, за которым прикольно подглядывать время от времени, и поэтому ты еще не скоро закончишь свое существование здесь. Обо всем этом ты думаешь, глядя на то, как цунами превращает в щепки твое недоделанное не плавучее убожество. Тебе не повезло — во-первых, в центре твоего острова торчит гора, во-вторых, твое жилище расположено почти на самой ее вершине, и в-третьих, во время цунами ты сидел в своей хибаре. Именно поэтому, ты снова остался жив. Даже более того — все более-менее пригодные в пищу плоды и растения, которые ты нашел на острове находятся намного выше того уровня, куда дошла волна.

Плюс — у тебя на ужин неожиданно знатная уха из выброшенной на берег рыбы и прочей живности. Тебе, наконец, пригодился котелок. Минус — пока ты ее ешь, сидя в доме, приходит второе цунами, и ты понимаешь, что, видимо, они тут явно не редкость, и, кроме того, теперь у всех, кто пытался тебя найти уж точно совсем другие проблемы, и на этом острове ты абсолютно точно застрял до конца своих дней.

Когда, наконец, в небе раздается смутно знакомый звук, ты сначала не веришь ушам, стараясь отмахнуться от него как от назойливой мухи. Потом соображаешь, что примерно так же звучал двигатель твоего самолета, когда ты прыгал на нем как лягушка по волнам. Ты выбегаешь на склон горы и широко улыбаешься. Ты не ошибся — гениальная фортуна дала бы фору всем голливудским режиссерам по умению сочетать трагичное и комедийное. Да, к твоему острову действительно летит самолет. Это плюс. Но самолет военный, за ним тянется жирный хвост дыма, и он начинает разваливаться на куски прямо у тебя на глазах. Это минус. К тому же падает он явно мимо острова. Спустя некоторое время ты замечаешь, что от массы обломков, чудным фейерверком рассыпающихся по голубому небу, отделяется жирная точка со странной баллистической траекторией, над которой начинает распускаться белый купол парашюта.

Ты усаживаешься на крыльцо дома и начинаешь смотреть: чем же закончится это шоу. Фортуна уже давно нашла в твоем лице весьма благодарного зрителя, способного сполна оценить ее шутки и режиссерские находки.

Купол верно сносит к пляжу, и ты, не торопясь, начинаешь спускаться с горы. Как ни странно, в тебе нет ни капли волнения — что бы не принес с собой этот парашютист, оно вряд ли будет способствовать улучшению твоей жизни. Как говорил известный китайский философ, чье имя похоронено в твоей памяти вместе с другим ворохом ненужной теперь информации — если впереди не уготовано тебе счастье, есть ли смысл торопиться.

На берегу ты находишь радостного пилота. Он явно доволен тем, что жив. Его идиотская улыбка напоминает тебе твою собственную, когда ты только ступил на этот берег.

Хеллоу — говорит он, не снимая этой идиотской улыбки с губ. Ты медленно начинаешь вспоминать английские слова, начиная уже сожалеть о том, что побрился сегодня утром, и ради этого радостного идиота даже отдел тщательно хранимые брюки. Теперь у него небось есть ложная надежда, что на острове есть цивилизация. Небось, если к нему вышел бы голый бородатый Робинзон, он глядел бы на окружающий пейзаж совсем с другим выражением лица.