Я присел на указанное им кресло, такой же пружинный раритет, которое до боли знакомо хрустнуло и скрипнуло подо мной, совсем как в далёком прошлом. Продолжая ёрзать на нём, чтобы не стихал этот родной скрип, я с любопытством оглядывался. На тумбочке рядом стоял старый телефон с дисковым набором. На полках лежали: пишущая машинка, допотопный калькулятор, картридж от игровой приставки «Sega» и какие-то другие приборы с ладонь величиной и кнопками, как у телефона.
– Виктор, скажите, вы разбираетесь в психологии снов? – Задавая этот вопрос, я слегка волновался, и потому машинально накручивал на палец спиральный шнур допотопного телефона.
– Немного. С вашего позволения, – он откинулся в кресле и начал сворачивать самокрутку, подмигнув мне. – В наше время курение запрещено везде, кроме мест, которые можно запереть. А вы не курите?
– Я? Нет.
– Но к дыму, как я понимаю, привыкшие… Так что же вас беспокоит в ваших снах?
– Я хочу научиться их понимать. Может, есть какой-то язык сна? Возможно, через сны со мной пытаются общаться, дать мне какой-то совет или подсказку…
– Пытаются общаться? Уж не те ли это Боги, о которых вы «намекнули» режиссёру нашего шоу? – он был абсолютно серьёзен, и я решил не ходить вокруг да около.
– Да. Те самые. Но я не могу быть уверенным точно. Может быть то, что принимаю за их «послание» – всего лишь мои фантазии, остатки воспоминаний, перемешанные со свежими впечатлениями прошедшего дня.
Вайнштейн продезинфицировал руку, что держала самокрутку, отложил в сторону дезинфектор и, взяв зажигалку, прикурил. Моё обоняние с тоской отозвалось и на этот давно забытый символ канувшей в Лету эпохи.
– Вполне возможно. Но есть ещё кое-что, что вы должны знать о наших сновидениях. Представьте себе, что сон – это паром через реку. На одном берегу сидите вы со всеми своими сознательными намерениями, впечатлениями, знаниями и тому подобным. На другом берегу – сидит некое застенчивое, пугливое существо – это ваше бессознательное. Оно хочет с вами поговорить, периодически посматривает в вашу сторону, но вы его не замечаете. Единственный способ попасть вам на глаза – это встретиться с вами на пароме, то есть в момент, когда вы засыпаете, – он глубоко-глубоко затянулся и продолжил медленным обволакивающим меня как дым голосом рассказывать свою сказку.
– Но, есть одна проблема – на этом пароме всегда полно всяких механических предметов, которые вы с собой приносите со своего берега. С одной стороны, это создаёт толчею, и на пароме, то есть во сне, мало место для всего, что могло бы принести с собой это существо и показать вам. Ведь оно именно так и может общаться – принести с собой что-то и показать, например, своих животных, растения, которые оно выращивает. Других вариантов нет – оно безмолвно. Не умеет говорить, не знает правил речи и т. п. С другой стороны, оно не уверено, что вы вообще уделите ему внимание, учитывая то, как страстно вы увлечены этими своими железными игрушками. Не только на берегу, но и когда спите.
Он пускал в воздух дым и увлекался всё больше и больше. Я сам вошёл в лёгкий транс и просто-таки погрузился в нарисованный им странный и таинственный мир.
– Представьте, что его застенчивость только усиливается, когда оно наблюдает за вашим кругом общения. С вами же никогда ни одного живого существа! Только механика! И вот, в один прекрасный день оно вдруг видит, что вы зашли на паром, фактически уснули с одним маленьким, милым котёнком. Не важно, с каким животным. Допустим, будет именно так – маленький пушистый котёнок. И больше ничего. Вы так сильно им увлечены, что забыли и оставили всю эту механику на берегу. Представьте его радость! Радость этого существа. Оно торопится, спешит, собирает всё, что под руку попадётся и бежит с этим на паром. А вы там спите и ни о чём не подозреваете. Оно полагает и вполне разумно, что это его шанс – привлечь ваше внимание. Ведь вы открыты для всего живого, то есть для того языка, которым оно может общаться. И вот оно счастливое и торопливое вбегает на паром, а вместе с ним – кого только нет. И тигр, и пантера, и…
– Львица? – я как-то с трудом это выговорил, какая-то слабость ощущалась во всём теле и язык еле ворочался.