Боги богов

Директор слушал, казалось, без всякого интереса.

— Я ликвидирую классовое общество, — продолжал Марат, — и передам бразды в руки матерей родов. Я расселю Город… Потом…

— Всё ясно, — перебил Директор, сверкнув глазами. — Это не очень интересно. Лучше скажи мне вот что: сколько рабов сейчас в твоем государстве?

— Около семи тысяч. В основном — горцы. Но есть и местные рыболовы, сами себя продавшие… Еще северяне, которых обратили несильно…

— Что ты будешь с ними делать?

— В каком смысле?

— В прямом! — Директор раздраженно засопел. — Десять минут назад ты бил себя в грудь и кричал, что создал целый народ… Ты ошибся, Марат. Ты не создал народ. Город не надо расселять. Дикари сами вернутся на родовые земли, и через год или два здесь не будет никакого народа. Им еще рано быть народом. Первый народ на этой планете появится через две тысячи лет, плюс минус двести… Но рабство — тут я должен тебя поздравить, дружок. Семь тысяч особей, отвыкших отвечать за свои поступки. Согласных работать за еду. Лишенных достоинства, привыкших к унижению, к побоям… Говори, куда ты денешь семь тысяч рабов?

Марат задохнулся.

— Послушайте, рано или поздно здесь всё равно будет рабство. Всякое общество проходит эту стадию…

— Кто тебе это сказал?

— Что?

— Про «всякое общество»? Про «стадию»? Откуда такой вывод? С чего ты взял, что рабство неизбежно?

— Так было на Старой Земле! Разные культуры на разных материках независимо друг от друга…

— Замолчи, — перебил Директор. — Не вижу ничего общего между этой планетой и Старой Землей. Рабство — это болезнь. Нечто вроде вируса. Одни цивилизации заболевают, другие — нет. Цивилизация Старой Земли долго болела рабством, но излечилась. Здесь мы имеем случай сознательного заражения. Семь тысяч рабов. Несколько тысяч хозяев. Их дети, супруги, члены их семей. Прочие особи. Те, кто прямо не участвовал, но видел и запомнил. Итого, на глаз, около тридцати тысяч инфицированных. Это очень много. Мы не сможем стереть всем память, слишком велик риск мутации…

— Тогда, — осторожно произнес Марат, — получается, что я источник заразы.

Морщины на лице Директора пришли в движение: сначала выразили печаль, потом отвращение.

— Да, — ответил он. — Ты и Грин — вот очаг инфекции. Теоретически, у меня есть все полномочия, чтобы разложить тебя на молекулы прямо сейчас, в этом боксе…

— Не самый плохой конец, — отчеканил Марат, глядя в глаза Директора.

Тот презрительно махнул рукой, давая понять, реплика слишком поэтическая, пафосная, лишняя.

— Ты уже не человек, — официальным тоном сказал он. — Ты чудовище. Тиран. На это указывают все твои поступки. Во время первого допроса ты был озлоблен, потому что беседу проводил киборг… Тебя это оскорбило. Потом ты устроил побег своему подельнику, а сам остался на корабле, хотя мог бы эвакуироваться вместе с Грином. Это был даже не поступок… А жест. Демарш! Ах, вы со мной так, тогда я вам вот так. Ты не можешь позволить, чтобы тебя игнорировали, правильно? Ты родил ублюдочную квазикультуру, ты девять лет казнил и миловал — естественно, ты утратил способности к адекватному анализу ситуации… Киборг, который с тобой работал, дал сбой, не сумел выработать правильную стратегию беседы с подозреваемым…

— А вы, значит, смогли?

— А я живой, — отчеканил Директор. — Я знаю, что такое власть. И почему она опасна.

— Наконец-то! — крикнул Марат. — Я уже думал, что здесь собрались одни идиоты! Неужели непонятно, что на зачистке должны работать только живые люди? Ваши болваны, все эти клоны, киборги, репликанты — они не смогут ничего сделать! Они не умеют давить, издеваться, унижать и поощрять… От них не исходят флюиды! Это не наука, не искусство… Вы сами сказали: болезнь! Это не программируется! Я учился у Жильца девять лет, но освоил только самые…

— Заткнись! — прорычал Директор, наклоняясь вперед. — Щенок! Ты знаешь, на кого кричишь? В моем отделе столько же людей, сколько во всем твоем вонючем Городе!

Марат помолчал, кивнул.

— Видите, — тихо сказал он. — Я вызвал эмоцию. Задел ваше самолюбие. Вы правильно сказали: я чудовище. Но не тиран. Я — пилот, меня с пяти лет учили управлять биотехникой. А чтобы управлять, надо любить. Тиран окружен любовью, тирана охраняют воины, готовые отдать жизнь за господина. Вчера ночью я говорил с этим кораблем, — Марат постучал по столу, — всего пятнадцать минут. Но корабль понял меня… и полюбил. Сейчас вы на меня кричите и мне угрожаете, обещаете распылить, а корабль это слышит. Ему больно. Он готов наказать вас, потому что вы для него только пассажир. А я, — Марат ткнул себя пальцем в липкую грудь, — тот, кто его любит. Любит, понимаете? Если я захочу, корабль выбросит вас отсюда, лишит движения, изолирует… Дайте руку…

Директор медленно выпрямил спину, но не напрягся — все-таки это был опытный оперативник, интеллектуал и всесторонне тренированный боец.

— Не бойтесь, — сказал Марат, улыбаясь. — Я просто хочу показать. Положите руку на стол.