Богдан Хмельницкий. Искушение

— Проходи, божий человек, садись с нами, отдохни, — обратился к нему Максим Кривонос. — Если ты к Богдану, так он занят важным делом. Мы все ждем, когда гетман освободится.

С мыслями о том, что будет ждать до последнего, Добродумов присел на деревянную скамью под открытыми окнами горницы. Особо не прислушиваясь к разговорам казаков, Илларион прислонился к стенке мазанки и закрыл глаза. Из окна послышался громкий храп. Добродумов недоуменно посмотрел на Кривоноса.

— Такое после большой работы бывает… Пусть поспит, — ответил полковник, уловив взгляд Иллариона. — Вот, помню, было дело, когда мы на турок ходили, кажись под Аккерманью. Сначала день супротив волны на веслах, потом ночь на саблях. Так, когда закончили, почти сутки спали. До сих пор гадаем: стены замка гарматы порушили или мы своим храпом?

Только через час с небольшим на крылечке босой и в одной сорочке появился Богдан. Молча глянув на своих побратимов, он прошел к колодцу и, взяв ведро, окатил себя с головы до ног холодной водой. Молчали и полковники, наблюдая за своим гетманом. Набрав воды, Хмельницкий снова вылил ее себе на голову.

— Ну что, полегчало? — со знанием дела спросил Сыч.

— Как на свет народился, — ответил Богдан, подставляя мокрое лицо ласковым лучам майского солнца. — Вы вот что, хлопцы, ступайте в канцелярию, а я скоро буду. Дело есть.

К удивлению Добродумова, Хмельницкий с полковниками справились с делами довольно быстро. Они определили размер ясыра своим крымским союзникам и, кроме денежного вознаграждения, передали им восемьсот захваченных в плен польских гусар. Однако перекопскому мурзе Тугай-бею этого показалось мало. Он потребовал отдать ему раненого Потоцкого и оставшихся в живых польских командиров — Шемберга, Чарнецкого и Сапегу.

— Мальчишку жалко, — тихо сказал Богун, и все поняли, кого он имел в виду, — бился он как настоящий казак. Да и не довезут они его до Крыма — рана у него паскудная, кровью истечет.

— Так-то оно так, — в задумчивости продолжил рассуждения полковника Хмельницкий, — только нам с этими нехристями крымскими дальше идти — они же союзники. Вчера было только начало. Негоже сейчас с ними ругаться. Пусть забирают.

Не забыли отцы-командиры и про свою мать-кормилицу Сечь, выделив одну тысячу талеров на войско и триста на церковь. Повспоминав некоторое время детали вчерашнего боя, полковники, дружно сославшись на неотложные дела, покинули канцелярию.

— Знаю я ваши дела, — добродушно проворчал им вдогонку Богдан, — сам такой. Смотрите мне спьяну Сечь не спалите!

Наконец они остались вдвоем. Гетман вопросительно взглянул на Добродумова и принялся набивать табаком трубку. Вспомнив просьбу инструктора капитана Прощина, Илларион ловко поджег трут и, дав прикурить гетману, начал разговор:

— Ну вот еще одно задание выполнил. Пора в этом путешествии ставить точку.

— Далеко собрался, Илларион? — попыхивая трубкой, обратился к Добродумову Хмельницкий. — Опять по святым местам пойдешь странствовать? Не твое это, хлопец. Оставайся, друже, со мной. Смотри, какую кашу мы с тобой заварили, а впереди дел непочатый край.

— Вот об этом я и хотел с тобой, ясновельможный гетман, поговорить. Чтобы эту кашу расхлебать да при этом не обжечься, нам нужны союзники, — говоря это, Добродумов внимательно посмотрел на Богдана, пытаясь уяснить, понимает ли он, о чем идет речь. — Ляхи — сила великая. То, что вчера ты им перья пощипал, еще ничего не значит. Да ты и сам это знаешь лучше меня.

Хмельницкий слушал, не перебивая. Было непонятно, согласен ли он с доводами Добродумова или нет. Встав из-за стола, Богдан стал не спеша прохаживаться по горнице.

Илларион продолжил:

— Ислам-Гирей со своими крымчаками — это так, попутчики, но не союзники. Того и гляди, воткнут нож в спину. Да и не случайно он сына твоего, Тимоша, оставил у себя в качестве заложника.

При упоминании имени старшего сына Богдан вздрогнул. Добродумов понял, что нащупал важный аргумент для своих доводов.

— Нужно Тимоша возвращать домой. А союзник тебе, славный гетман, нужен такой, чтобы только одно имя его приводило врага в трепет.

— Уж не Господа ли нашего ты мне в союзники сватаешь, Илларион? — усмехнувшись, произнес Хмельницкий.

— «Не поминай имя Господа нашего всуе…» — показал свои знания Библии паломник. — У Речи Посполитой сегодня есть только один достойный противник — это Московия. Вот кто тебе в союзники нужен. Это братья наши и по вере православной, и по крови славянской. Пиши послание русскому царю, пан гетман, и отправляй к нему гонцов немедля.

Кто-то попытался войти в канцелярию, но Хмельницкий так цыкнул на непрошеного гостя, что Илларион даже не успел рассмотреть, кто это был.

— А вот скажи мне, божий человек, — опять присаживаясь за стол, тихо спросил Богдан, — Украйна с другом, которого ты мне сватаешь, будет вольной или наденет на шею еще большее ярмо, чем было при ляхах? Здесь — король, там — царь. Хрен редьки не слаще, а я свободы хочу, понимаешь, сво-бо-ды, — последнее слово Хмельницкий произнес, четко выговаривая каждый слог.