Богдан Хмельницкий

В 1647 году киевским митрополитом сделался, по смерти Могилы, Сильвестр Коссов. В это время польское правительство, не раз терпевшее поражение от козацкого войска, особенно старалось сохранить на своей стороне симпатии высшего духовенства. Коссову было предоставлено почетное право заседать в сенате; его убеждали, что в случае присоединения к Москве он лишится всех своих прерогатив, и добились того, что новый митрополит, подобно предыдущему, решительно высказался против соединения. Это весьма раздражало козаков. В 1649 году Федор Вешняк однажды сказал на пиру у Хмельницкого, что «ксендзы и попы одинаковы стали»; по донесению дьяка Кунакова, когда в том же году Коссов выехал к польским представителям, козаки вернули его: «Знай де он келью свою, а в такие дела не вступайся».

С 1648 года высшее духовенство прекращает сношения с Москвой (их продолжает вести низшее, «черное» духовенство), а сам Коссов пытался много раз добиться примирения Богдана с Речью Посполитой.

Но вот соединение стало совершившимся фактом. Низшее духовенство горячо приветствовало его. Как же теперь сложились отношения у киевского митрополита с Москвой?

На первых порах очень неприязненно. В день 8 января 1654 года Богдана и старш'uну привел к присяге царю не Коссов, а прибывший казанский архимандрит Прохор.

Коссов не присягнул царю, а лишь после долгих пререканий с Бутурлиным послал к присяге свою дворню. В Москве собиралась гроза на голову строптивого митрополита. Когда в том же 1654 году в Киев прибыл стольник Полтев с вестью о рождении у царя сына, он не привез никакого письма для Коссова. Стольнику была дана инструкция, если Коссов спросит о письме, ответить: «Он, митрополит, нашие государские милости не искал и нам не писывал, и потому к нему нашей грамоты не прислано». Однако Коссов ни о чем не спросил, отслужил молебен в честь новорожденного и вручил Полтеву краткое поздравительное письмо для Алексея Михайловича.

Через короткое время между Сильвестром Коссовым и московскими боярами разгорелась открытая вражда. Назначенные воеводами в Киев Куракин и Волконский довели до сведения митрополита, что они заберут участок земли рядом с Софийским монастырем, чтобы выстроить там острог (укрепление) для московской рати. Сильвестр категорически воспротивился. Сколько ни бились бояре, ничего не удалось сделать. «И митрополит учал сердитовать, — доносили царю воеводы, — и говорил нам, холопем твоим: будет де учнете на том месте ставити город, и я де учну с вами битися» [200].

На эту угрозу бояре ответили митрополиту, что он не имеет страха божия, а потом ехидно спросили: «И кем ему битца?»

В пылу спора митрополит прямо заявил, что он государю челом не бил, чтобы попасть под его высокую руку, живет он сам по себе и ничьей власти над собой не признает.

В Москве не пожелали раздувать эту историю и ограничились тем, что, вопреки Сильвестру, выстроили острог в намеченном пункте, а монастырю в виде компенсации дали участок земли в другом месте.

Однако случай этот не был забыт. Три года спустя Хмельницкий писал патриарху Никону, прося его ходатайствовать перед государем о подтверждении Сильвестру древних прав, дарованных киевской митрополии константинопольским патриархом. Это письмо целиком посвящено реабилитации Сильвестра в глазах московского правительства.

Хмельницкий рьяно защищал Сильвестра Коссова, так как ему нужно было, чтобы простой люд, который, освободившись от панов, оказался (как о том будет сказано ниже) в зависимости от «украинских значных людей», — чтобы этот горько разочарованный люд видел расположение к нему, Хмельницкому, митрополита.

Заступничество гетмана побудило московское правительство смягчить отношение к Сильвестру Коссову. Оно даже готово было благожелательно рассмотреть требования, которые киевский митрополит перед ним выдвинул. Для отстаивания этих требований Коссов отправил целую делегацию из восьми человек, во главе с Иннокентием Гизелем. Здесь были пункты о невмешательстве Москвы в суд митрополита, о выборности высшей иерархии только из среды украинского духовенства и т. п. Но главным являлось требование, чтобы подчинение московскому патриарху носило чисто номинальный характер, чтобы киевский митрополит фактически продолжал быть «ни под чьей властью».

Властный патриарх Никон категорически отказался согласиться с таким положением. Но по-всегдашнему осторожное московское правительство, стремясь избежать открытого конфликта с Коссовым, дало уклончивый ответ: царь-де решит этот вопрос, вернувшись из похода.

Однако этот политичный ответ не разрядил, да и не мог разрядить обстановки.