— Я тебе верю, пане, и желаю всегда верить, а эти будут у меня помнить, особенно выскочка князя Яремы — Ясинский. Но вот, — забарабанил он по столу пальцами, — я получил еще кое-какие заметки о прежних твоих участиях... не открытых... но доказывающих, так сказать, твой строптивый дух... Да, строптивый... Поистине, бог одарил тебя и умом, и эдукацией, и доблестями... Да доблестями, но жаль, что на твоем пути вечно встречаются... так сказать, непонятные овражки, через которые нужно перескакивать...
— Эти все овражки, ясновельможный гетмане, копают мне враги.
— Но, но... не все, — погрозил ласково гетман, — у пана таки сидит где-то гедзь... вот хоть бы твой ответ в Кодаке.
— Его гетманская милость простит мне его великодушно: эту невольную несдержанность вызвали шутки князя Иеремии.
— Да, эти шутки и мне не понравились: я враг всякой военной тирании... Да, вот почему и враг тоже ваших стремлений — все, так сказать, население обратить в военный лагерь... Я за мирное развитие; но об этом после, — набил он себе снова трубку. — Что бишь? — потер себе открытый лоб гетман. — Да, так видишь ли, пане, в силу этого общего говора, а главное, в силу же своих собственных постановлений, — замялся он, заботливо раскуривая трубку, — я оставить пана в числе генеральной старшины не могу... До поры, до времени, — смягчил он пилюлю, — а перевожу снова в должность сотника Чигиринского полка... Этим, так сказать, покрываются все прежние подозрения и восстановляется в полной, так сказать, доблести имя сановного пана, которое, я надеюсь, будет вельможным...
— Нет пределов моей благодарности гетманской милости, — поклонился, прижмурив глаза, Богдан и, гордо выпрямившись, откинул голову, не скрывая некоторой доли пренебрежения.
— Только не думай, — продолжал гетман, пронизав Богдана испытующим взглядом, — что это наказание... Это, так сказать... это — необходимость... Доверие я к тебе имею и много рассчитываю на тебя... Не выпьешь ли с дороги моей настойки, пане? — налил гетман стоявший на столе другой кубок и предложил Богдану. — Для желудка полезна, верь.
— За здоровье ясновельможного пана гетмана и за успех его благих для нас пожеланий! — поднял Богдан кубок и, выпивши, поставил на стол.
— Спасибо! — кивнул головою гетман. — Дело вот в чем. У меня, как ты знаешь, погиб, так сказать, мой прежний дозорца старостинских имений; черт ему подал мысль угодить под кабаньи клыки... Так я вот ищу нового... Чарнецкий мне рекомендовал литвина одного, Чаплинского... Тут он мне и проекты, и все... Как пан о нем думает?
— Я его мало знаю; но он, кажется, предан гетманской милости... и уродзоный шляхтич, значит, должен быть благородным и честным.
— Черт ли мне в его преданности! — резко заметил гетман. — Толку мне нужно, вот что! Да!.. А то понаписывал проектов, удесятеряет доходы на счет шкуры моих поселян... А я, пан знает, этого терпеть не могу. Я за мирное развитие...
— Да, это пан Чаплинский по своей литовской мерке, — злобно усмехнулся Хмельницкий, — хочет нас мерять... Угодить, видно, думал гетманской милости...
— Хорошо угодил бы, как литовский колтун, — отставил с досадой чубук гетман и откинулся в кресле, — разогнал бы всех поселян, да и баста! А ведь пан знает, что вся моя политика... так сказать, заветная мысль — привлекать, привлекать и привлекать... Если бы осуществить... да, осуществить ее, то я бы перетащил сюда на эти плодороднейшие поля даже всех из Московщины... и вот тогда бы гикнул от Черного до Балтийского моря.
— Великая мысль! — воодушевился Богдан.
— Да! Так вот не может ли пан стать у меня дозорцей, не лишаясь сотничества? Тогда бы, так сказать, поработали...
— Благодарю гетманскую милость за честь и доверие, — наклонил голову Богдан, — всего себя отдаю в распоряжение ясновельможной воле; но мне в интересах же планов пана гетмана, неудобно быть дозорцем, потерять между своими влияние... Я лучше буду этим влиянием способствовать...
— Да, пан прав и благороден на слове... Но ты не откажешься руководить этим делом, так сказать, тайно, давать советы, указывать пути, направлять, надзирать, проверять?
— Весь к панским услугам, — приложил Богдан руку к груди.
— Ну и отлично, я очень доволен... Только при таких условиях я соглашусь на Чаплинского, чтоб он, так сказать, был под панским дозором... Да, — засмеялся весело гетман, протягивая Хмельницкому руку, — дозорца под дозором. Согласен?
Хмельницкий молча с подобающим уважением и низким поклоном пожал пухлую руку гетмана, а Конецпольский велел кликнуть к себе Чаплинского.
— Вот что, пане, — обратился к вошедшему Чаплинскому гетман, — я согласен иметь пана дозорцем в моем старостве, мне вот Хмельницкий ручается.
Чаплинский, отвесив низкий поклон гетману, кивнул трогательно головой и Хмельницкому, хотя в душе никак не мог простить такого оскорбления своей панской гордости. Хам — поручитель? Но радость за назначение на должность превозмогла теперь обиду и заиграла хищническим инстинктом в его глазах.