Ночыо с среды на четверток почти все козацкое войско бросилось на разные пункты
польской армии, но помешала, говорит современник, хлопам гроза и проливной
дождь.4)
Храбры и отчаянны были их выходки, хитры замыслы, которые обыкновенно
выдумывал и исполнял Богун; но страшная безладица не допускала их приводить к
концу начатого дела. Одни избирали начальником Джедясалия, другие Богуна, третьи
еще какого нибудь-вождя. Кансдая партия исполняла только то, что приказывал её
вождь, и не хотела действовать так, как хотел избранный другою партиею; а
начальники эти поступали нарочно наперекоръ
*) Staroz. Pols., I. Woyn. z koz. i tat., 320—Woyna dom. 4. 2, 36.—Bell, scytli. cosac.,
179—Кратк. опис. о коз. мал. нар., 32.—Летоп. пов. о Мал. Росс., 33.
2)
Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 329.
3)
Staroz. Polsk., I. Woyna z koz. i tat., 321.
4)
Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Ноябрь, 332.
419
один другому1). Паны узнали о таком беспорядке н ободряли этим лсолнеров: «где
нет старшего, там ничего не сделает солдат, хотя бы у него была чертовская отвага».
б-го июля, в четверг, полякам привезли пушки; началась такая пальба, что козаки,
как они сами сознавались, думали, что земля под ними провалится. Они храбро
отстреливались, но польские пушки были больше козацких и наносили козакам больше
вреда. Тогда, подобно осажденным полякам под Збаражем, русские окапывали себя и
лошадей, хотя такая война была не в козацком духе. Козаки готовы были пойти в огонь,
в воду, но сидеть неподвижно и бояться выглянуть на свет было несходно с их
размашистою натурою. Джеджалий, принявший в третий или в четвертый раз
начальство, увидел, что, вместо поляков, они скоро начнут с досады бить друг друга, и
опять послал к панам предложение прекратить пальбу для начатия мирных
переговоров. Король принял его, но приказал держать наготове артиллерию. «Уже раз,
—говорили поляки,—они нас обманули; с ними надобно дружиться, а камень за
пазухой дер лгать» 2).
И вот в русском лагере собралась рада шумная, беспокойная, как бывала только в
крайних случаях угрожавшей гибели.
«Старшина нас покинула,—говорили русские;—Хмельницкий всему виною! Он
злодей, изменник, погубил нас! Мы выбились из ляшской неволи, а он нас опять
предал панам! Мы восстали... вот он нам за то и наделал беды! Он нарочно покинул
войско! Он иодрулгился с бусурманом и сам ушел с ним, а нас оставил на зарез! Будем
просить милости у короля; пусть только он сохранит наши Зборовские статьи; а злодея
Хмельницкого поймаем и выдадим. У нас будет лучше его гетманъ».
Тут среди разъяренной толпы явился митрополит Иосаф с духовными и успокоивал
волнение.
После разных споров и несогласий, решили наконец отправить к королю
посольство с предложением заключить мир 3). Посланы были три чиновника:
Чигиринский полковник (по другим белоцерковский) Крыса, миргородский полковник
Гладкий и сотник Переяславского полка Петрашенко 4).
В блестящих кармазинных кунтушах, как будто для показания козацкого богатства,
явились козацкие посланцы к Потоцкому.
«Мы пришли просить милосердия и пощады!»—сказали они по-латыни (все трое
были люди образованные) и поклонились почтительно.
Потоцкий воскликнул также по-латыни:
«Ах, вы, изменники! ах, вы, злодеи, каких на свете еще не было! И вы смеете
толковать о вере, представляете будто воюете за Церковь? Христиане ли вы, когда
побратались с неверными татарами и турками? Нет, вы недостойны видеть короля» 5).
*) Истор. о през. бр.—Woyna dom. Ч. 2, 38.
2)
Staroz. Pols., И. Woyna z koz. i tat., 325. — Pam. do pan. Zygm. Ш, Wlad. IV i
Jan. Kaz., П, 185.— Annal. Polon. Clim., I, 261.
3)
Истор. о нрез. бр.
4)
Ibid.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 322.
5)
Staroz Pols., I. Wojna z koz. i tat., 822.—Hist. belli cos. polon., 158.
27*
420
«Милостивый пане,—отвечали козаки:—мы пришли просить прощения; немы сами
зачинщики зла; нас обманули лихие люди, привели нас насильно на войну, а потом
оставили» х).
Потоцкий продолжал им читать нравоучение; козаки просили прощения. Наконец
Потоцкий сказал им ласковее:
«Хорошо; дожидайтесь! Если его величеству будет угодно, вас позовутъ».
Перез несколько часов их позвали в королевский шатер, который тогда находился на
том месте, где теперь был ханский. Король сидел посреди сенаторов и воевод. Козаки
вошли, потупя глаза, и тотчас пали на колени. Петрашенко начал говорить речь:
«Козаки, побежденные тобою, великий король, и уцелевшие от смерти на кровавом
поле, умоляют тебя о милосердии. Мы преисполнили меру человеческих
преступлений, но думаем, что еще не превысили врожденного милосердия твоего.
Пощади кающихся, иди скорее умертви виновных! Сто тысяч повергают перед тобою
головы, готовые к отсечению, если тяжесть наших преступлений может быть смыта
только обильною кровью. Но к чему, государь, употреблять оружие против тех,
которых мучит совесть! В твоей воле казнить нас или помиловать; мы в своем лагере,
как в темнице, будем ожидать казни. Но если ты во власти умертвить нас за
оскорбление твоего величества, то приобретешь более славы, если простишь наши
заблуждения и тем заставишь нас умирать ежедневно от раскаяния в своих