«Прошедшее предадим забвению. Война и исчадья ее — голод, язва — суть наказания, посылаемые свыше, и Речь Посполитая восчувствовала их ныне в полной мере. Желать продолжения оных на гибель отечества есть дело беззаконное. Мщение божеское следует отклонять молитвами, свои укрощать раскаянием и печься о заживлении, а не о растравлении ран. В межусобной брани славнее для победителя влагать в ножны меч свой, нежели обнажать его на новое поражение. Хмельницкий! Не оскорбляй величия божия, не нарушай спокойствия общего, отошли татар в их улусы, распусти казаков, отправь посланников своих в Варшаву с изъяснением истинных причин возмущения вашего и обид, нанесенных войску и тебе самому, удостоверь Речь Посполитую в верности, впредь никогда не изменяемой…»
Когда Хмельницкий прочел это письмо старшине, собравшихся охватил гнев и возмущение:
— Прекратить восстание?! Ишь чего захотел, шляхетский лизоблюд! Не бывать этому!
И каково же было удивление старшины, когда Хмельницкий, выслушав всех, высказал мысль, что к письму Киселя следует прислушаться и согласиться на перемирие:
— Не о том речь моя, чтобы прекратили мы дело наше, а о том, чтобы хватило нам времени организовать войско, чтобы заручиться поддержкой со стороны царя русского. А для будущей войны с поляками и защиты народа нашего от их зверств ехать полковникам по всей Украине и поднимать далее народ на войну.
Не все поддержали Хмельницкого, потребовалось созвать большую раду. И вновь ударили сигнальные орудия, забили барабаны.
Всю ночь Хмельницкий не смыкал глаз. Снова и снова призывал к себе старшин, просил убедить казаков, народ, что для них сегодня перемирие нужнее, чем даже ляхам.
Когда на следующий день, 1 нюня, поднялось солнце, большой белоцерковский майдан был забит людьми. Только казаков пришло более 20 тысяч, а всего на раду стеклось до 70 тысяч человек. Такого еще не видывали.
Когда на помост вышел со старшиной Хмельницкий и поднял над толпой свою гетманскую булаву, все замерли. Молча слушали, когда Хмельницкий говорил о письме Киселя и необходимости перемирия, и когда громовым, слегка дрожащим от волнения голосом читал свое письмо народу. И лишь когда закончил, майдан взорвался, словно вулкан, гневно и решительно. Казалось, разъяренная толпа сомнет помост. Но гнев ее лишь доходил до него и откатывался назад, укрощенный словами Богдана. И народ отступил.
Шестьдесят верных и надежных казаков были разосланы по всей Украине с универсалом Хмельницкого народу, составленным и подписанным 28 мая 1648 года. Именуя себя гетманом «славного войска Запорожского и всея по обеим сторонам Днепра сущей Украины Малороссийской», Хмельницкий обратился к народу с призывом «восстать соединенными силами против врагов веры благочестивой и свободы».
В это же время решили направить в Варшаву для переговоров об условиях мира посольство из казацких старшин, уже не раз бывавших там, — полковников Федора Вешняка и Лукьяна Мозырю, сотника Григория Бута, писаря Ивана Петрушенко.
Задумали направить письмо королю — якобы не знали о его смерти. Такое письмо обязательно будет прочитано на сейме.
Утро 2 июня 1648 года. Зал роскошного Белоцерковского дворца, где была устроена канцелярия, наполнился июньским солнцем, и все его убранство, украшения и позолота постепенно преображались. Утренняя свежесть бодрила, работалось легко. Сидевший за столом Выговский еле успевал записывать за гетманом:
«…Наияснейший милостивый пан король, пан наш милостивый и благодетель! Смиренно повергаем к стопам Вашего величества нашу верность и казацкую нашу службу. Хоть мы уже и наскучили Вашей королевской милости своими беспрестанными жалобами о нестерпимых обидах, какие нам чинят господа старосты и помещики украинские, но негде нам искать обороны: только на господа бога да на милосердие Вашего величества полагаем надежду…»
Перечислив все обиды, которые причинило украинскому населению местное шляхетство, как польское, так и украинское, гетман велел писарю особенно подчеркнуть то обстоятельство, что поднятое оружие «и пролитая христианская кровь есть дело рук некоторых магнатов польских…, следующих тиранским своим склонностям и вымыслам на пагубу народа русского». Сделав предположение, что Потоцкий действовал против воли короля, Хмельницкий объяснил, что они вынуждены были поднять оружие в свою защиту, и просил короля проявить к казакам отеческое милосердие и заступничество, оставив их при прежних правах и вольностях.