Богач, бедняк

— Нет, сказала, — настаивала она на своем. Клотильда вертела в руках шланг с бьющей струей. На пальце поблескивало обручальное кольцо. — Между нами все кончено.

— Нет, не кончено! Кто тебе это сказал? — Ему хотелось схватить ее в объятия, сильно встряхнуть. — Уходи к чертовой матери из этого дома. Найди себе другую работу. Я тоже уйду, и мы…

— Не неси вздор, — резко оборвала она его. — Он рассказал тебе о совершенном мной преступлении. — В голосе ее прозвучала издевка. — Он добьется моей депортации из страны. Мы ведь с тобой не Ромео с Джульеттой. Ты — простой мальчишка, я — повариха! Возвращайся на работу, кому я говорю?

— Неужели ты не могла ему возразить? — Томас пришел в полное отчаяние. Как бы сейчас не сорваться, не расплакаться перед ней, Клотильдой, вот здесь, прямо на лужайке перед домом.

— Нечего с ним разговаривать. Он ведь настоящий дикарь, — объяснила ему Клотильда. — Он ревнует. Ну а когда в человеке дает о себе знать ревность, то с таким же успехом можно говорить со стеной, с деревом. Результат один и тот же.

— Ревнует? — ничего не понял Томас. — Что ты имеешь в виду?

— Он два года пытается влезть в мою кровать, — спокойно сказала Клотильда. — Ночью, когда его жена крепко спит, он спускается ко мне и начинает царапаться в дверь, как котенок.

— Ах он жирный негодяй! — возмутился Том. — В следующий раз я его буду поджидать у твоей двери.

— Ничего ты не сделаешь. В следующий раз он опять придет, вот увидишь. И ты прекрасно об этом знаешь.

— И ты его впустишь?

— Я только служанка, — ответила она. — И моя жизнь — это жизнь служанки. Я не хочу терять свою работу, не хочу возвращаться в Канаду. Забудь об этом. [38]. Как нам было хорошо эти две недели. Ты очень хороший парнишка. И мне жаль, что у тебя из-за меня такие серьезные неприятности.

— Ладно, ладно, — закричал он. — Я и пальцем больше не коснусь ни до одной женщины, если только ты… — Он вдруг стал задыхаться, слова не вылетали у него из глотки. Подбежав к своему велосипеду, он вспрыгнул на седло, помчался назад. Клотильда осталась на лужайке. Она теперь поливала розы. Он ехал не оглядываясь. Он не видел слез отчаяния на ее смуглом лице.

Святой Себастьян, пронзенный множеством стрел, ехал к гаражу. Палки лучников он испробует позже.

Глава девятая

Выйдя из станции метро на Восьмой улице, Гретхен купила полдюжины бутылок пива и забрала из химчистки костюм Вилли. Смеркалось, опускались ранние ноябрьские сумерки, холодный воздух пощипывал лицо. Прохожие, в пальто, шли быстро, нигде не задерживаясь. Впереди, ссутулясь, шла девушка в брюках и теплой полушинели, на голове шерстяной шарф. У нее был такой заспанный вид, словно она только что вылезла из постели, хотя было уже пять часов дня. Но здесь, в Гринвич-Вилледже, люди могли вставать в любое время суток: и днем и ночью. В этом и заключается одна из прелестей этого городка, как и то, что почти все население — сплошь молодые люди. Иногда, когда Гретхен смешивалась на улице с толпой, то с удовлетворением думала: «И я тоже теперь чувствую себя как на родине».

Девушка в теплой полушинели вошла в гриль-бар «Коркоран». Гретхен хорошо знала этот бар. Ее тоже знали во многих барах в этом квартале. Теперь она проводила в них большую часть жизни. Она торопливо шла по направлению к Одиннадцатой улице. Тяжелые бутылки с пивом постукивали в пакете из плотной коричневой оберточной бумаги, а костюм Вилли, аккуратно отглаженный, она несла на руке. Может, Вилли окажется сейчас дома. Хочется надеяться. Никто никогда не мог точно сказать, когда он будет дома. Гретхен возвращалась с репетиции, и ей еще предстояло успеть к своему восьмичасовому выходу на сцену. Николс с режиссером заставили ее читать пьесу и сказали, что у нее неплохо все получается, что у нее — несомненный талант. Пьеса шла с умеренным успехом. Наверняка продержится до июля, это точно. Она трижды за один вечер выходила на сцену в одном купальнике. Зрители каждый раз после ее выхода смеялись, но это был какой-то нервный смех. Автор пришел в ярость, когда услыхал первые взрывы хохота, и на прогоне даже хотел вообще выбросить ее роль, но Николс с режиссером все же сумели переубедить его, сказать, что чем больше смеха, тем лучше для успеха пьесы. Гретхен приносили за кулисы адресованные ей письма и телеграммы, в которых поклонники выражали желание поужинать вместе с ней, и пару раз ей даже прислали розы. Она никому не отвечала. Вилли всегда после шоу сидел у нее в гримуборной. Ему нравилось наблюдать, как она смывает грим и краску, как переодевается в свою обычную одежду. Иногда ему приходила охота немного подтрунить над ней, и он обычно говорил:

— О боже, для чего я только женился? Цитирую!

По его словам, дело его с разводом затягивалось.

Гретхен вошла в коридор, подошла к почтовому ящику: нет ли какой почты для них двоих — Эбботта и Джордах. Она своей рукой надписала их фамилии на ящике.