Богач, бедняк. Нищий, вор

Она выскользнула из постели, и он слышал, как она прошла в ванную, оделась и тихонько спустилась на кухню. Том лежал и глядел на потолок. Он испытывал чувство огромной благодарности, но ему было невыносимо горько. Он ненавидел себя за то, что ему всего шестнадцать лет и он ничего не в силах для нее сделать. Она щедро дарила ему себя, по ночам он незаметно проскальзывал в ее комнатушку, но не мог даже пойти с ней погулять в парк или подарить хотя бы косынку, потому что тут же начались бы сплетни, а острый глаз тети Эльзы сразу заметил бы яркую обновку в ящике старого комода в каморке за кухней. Он не мог увезти ее из этого ужасного дома, где она жила в рабстве. Было бы ему двадцать лет…

Святой Себастьян!..

Она тихо вошла в комнату.

— Пошли кушать, — пригласила она.

— Когда мне стукнет двадцать, — сказал он, не вставая с постели, — я приду сюда и заберу тебя.

Она снисходительно улыбнулась.

— Мой муж, — сказала она, с рассеянным видом покрутив обручальное кольцо на пальце. — Не задерживайся, а то еда остынет.

Том прошел в ванную, оделся и спустился на кухню.

На столе между двумя приборами стояли цветы. Флоксы. Темно-голубые. В этом доме она работала и за садовника. Она знала, как ухаживать за цветами.

«Наша Клотильда — чистое золото, — говорила тетя Эльза. — В этом году розы у нас в два раза крупнее, чем в прошлом».

— Тебе бы иметь свой сад, — сказал Том, садясь за стол.

Пусть он сделает ей подарок хоть в мечтах. Линолеум приятно холодил его босые ступни. Темно поблескивали еще влажные, тщательно зачесанные тугие кудри. Клотильда любила, чтобы все вокруг было чистым, аккуратным и начищенным до блеска, будь то кастрюли, сковородки, стол, прихожая или парни. Хотя бы в этом он мог доставить ей радость.

Она поставила перед ним большую тарелку густой рыбной похлебки.

— Я сказал: тебе следовало бы иметь собственный сад, — повторил он.

— Ешь суп, — сказала она и села напротив него.

За рыбой последовали нежная баранья ножка с молодым жареным картофелем, посыпанным свежей петрушкой, миска зеленого горошка в масле, хрустящий салат со свежими помидорами. Сбоку на столе стояло блюдо с только что испеченными горячими булочками и большой кусок сливочного масла, а рядом — кувшин холодного молока.

Клотильда сосредоточенно наблюдала за тем, как он ест, и улыбнулась, когда он протянул тарелку для добавки. Пока Джордахи всей семьей отдыхали в Саратоге, она каждое утро ездила на автобусе за продуктами в соседний город, тратя собственные деньги. Продавцы в Элизиуме наверняка немедленно доложили бы миссис Джордах, что в ее отсутствие служанка покупала лучшие куски мяса и отборные фрукты.

На десерт было ванильное мороженое, которое Клотильда приготовила утром вместе с горячим шоколадным соусом. Она знала аппетит своего возлюбленного. О своей любви она дала ему понять с помощью двух бутербродов с беконом и помидорами. А осуществление мечты требовало большего.

— Клотильда, почему ты здесь работаешь? — спросил Том.

— А где же мне работать? — удивилась она. Говорила она тихо, без нажима, с легким акцентом французской канадки.

— Да где угодно. В магазине или на фабрике. Но не прислугой.

— Мне нравится домашняя работа. Нравится готовить, — ответила она. — Твоя тетя хорошо со мной обращается. Она меня ценит. И спасибо ей, что она взяла меня к себе, когда я приехала сюда два года назад. Я ведь тогда никого в городе не знала, и у меня за душой не было ни цента. И девочек я люблю. А что мне делать в магазине или на фабрике? Считаю я медленно, а станков просто боюсь. Мне нравится работать по дому.

— Но это же чужой дом. — Том приходил в бешенство от мысли, что две эти жирные свиньи помыкают ею как хотят.

— На эту неделю — это наш дом, — сказала Клотильда, ласково касаясь его руки.

— Но мы никуда не можем вместе пойти.

— Ну и что? — Она передернула плечами. — Что мы теряем?

— Нам приходится прятаться! — воскликнул он, начиная терять терпение.

— Ну и что? — Она снова передернула плечами. — Есть много, ради чего стоит прятаться. Не все хорошо, что делается в открытую. Может, я люблю секреты. — Лицо ее засветилось легкой мягкой улыбкой.

— Сегодня днем… — не унимался он, пытаясь зародить в ней семя бунта, вырвать ее из крестьянской покорности. — После такого банкета… — И он обвел рукой стол. — Это не по правилам. Мы должны куда-нибудь пойти, что-то предпринять, а не сидеть тут.

— Что же мы можем предпринять? — серьезно спросила она.

— В парке играет джаз, — сказал он. — А потом можно пойти на бейсбольный матч.

— С меня хватает музыки с проигрывателя тети Эльзы, — сказала она. — А ты пойди вместо меня на бейсбол — после расскажешь, кто выиграл. Мне и здесь распрекрасно — я приберусь и буду ждать тебя. Лишь бы ты вернулся домой — ничего другого мне не нужно, Томми.

— Сегодня я без тебя никуда не пойду, — сказал он, сдаваясь. И встал. — Я вытру тарелки.

— Это вовсе не нужно, — сказала она.

— Я вытру тарелки, — очень решительно заявил он.

— Мой муж, — повторила она. И снова улыбнулась, без амбиции, уверенная в простых истинах.