Богач, бедняк. Нищий, вор

Гретхен упаковывала чемодан. Старый потрепанный фибровый чемодан, в котором ее мать, приехав невестой в Порт-Филип, привезла свое приданое. Гретхен еще ни разу не ночевала вне дома, поэтому у нее не было своего чемодана. Она приняла свое решение, когда отец вернулся наверх после разговора с Томасом и Тинкерами и объявил, что Томас уезжает надолго. Гретхен слазила на маленький чердачок, где Джордахи держали ненужные вещи. Она быстро отыскала чемодан и отнесла к себе в комнату. Мать видела, как она шла с чемоданом, и, наверное, догадалась, что это означает, но ничего не сказала. Мать уже несколько недель не разговаривала с ней — с той ночи, когда Гретхен явилась домой на заре после поездки с Бойленом в Нью-Йорк, — будто ей грозило заразиться развратом уже от разговора с Гретхен.

Напряженная атмосфера, воцарившаяся в доме и предвещавшая скандал, странное выражение в глазах отца, когда он вошел в общую комнату и приказал Рудольфу идти с ним, — все подтолкнуло Гретхен к действию. Другого такого воскресенья, может, и не будет. Если уж уезжать, то лучше всего сегодня.

Она тщательно отбирала нужные вещи. Чемодан был недостаточно большой: она не могла взять с собой все, что хотела, поэтому то клала в него вещи, то снова их вынимала, заменяя другими. Она торопилась уйти до возвращения отца, хотя была готова к встрече с ним и знала, что сказать ему: ее уволили, и она едет в Нью-Йорк искать работу. Впрочем, сегодня его, пожалуй, можно не опасаться. Когда он уходил с Рудольфом, у него был такой покорный, растерянный вид.

Ей пришлось перелистать почти все книги, прежде чем она нашла конверт с деньгами. Что за дурацкую игру затеяла с ней мать?! Когда-нибудь уж точно загремит в сумасшедший дом. Гретхен надеялась, что постепенно приучит себя жалеть ее.

Она жалела, что уезжает, не простившись с Рудольфом, но уже темнело, а ей не хотелось приезжать в Нью-Йорк после полуночи. Гретхен понятия не имела, куда она там денется. Где-то наверняка есть общежитие Ассоциации молодых христианок. Девушки проводят свою первую ночь в Нью-Йорке и в худших местах.

Гретхен без всяких эмоций окинула взглядом свою опустевшую комнату. Она с полнейшим безразличием прощалась со своей спальней. Взяла конверт, из которого вынула деньги, и положила его на середину своей кровати.

Затем вынесла чемодан в коридор. Она увидела мать, которая сидела в комнате за столом и курила. На столе уже не один час стояла грязная посуда с остатками обеда — остов гуся, холодная капуста, клецки в застывшем жире, — валялись грязные салфетки. А мать сидела, уставившись в стену, и курила.

— Мам, я собрала вещи и уезжаю, — сказала Гретхен.

Мэри медленно повернула голову, взглянула на нее тусклыми глазами и глухо сказала:

— Поезжай к своему греховоднику. — Ее словарь оскорблений был довольно архаичен. Она выпила все оставшееся вино и была пьяна. Гретхен впервые видела мать пьяной, и ей стало смешно.

— Ни к кому я не уезжаю. Меня уволили, и я еду в Нью-Йорк искать работу. Когда устроюсь, напишу.

— Блудница, — сказала мать.

Гретхен поморщилась — кто в тысяча девятьсот сорок пятом году еще помнит такие слова, как «блудница»? Это делало ее отъезд малозначительным, комичным. Она все же заставила себя поцеловать мать в щеку. Кожа у матери была дряблая, серая.

— Фальшивые поцелуи, — сказала мать, тупо глядя перед собой. — Кинжал в букете.

Боже, какие книги она читала в молодости?

Мать усталым жестом, но таким же, как и в свои двадцать лет, отбросила рукой прядь волос со лба. Гретхен вдруг пришло в голову, что мать такой и родилась — усталой и измученной, и потому многое надо ей прощать. Она чуть помедлила, пытаясь отыскать в себе хоть каплю симпатии к этой пьяной женщине, сидевшей в клубах табачного дыма за неубранным столом.

— Гусь! — презрительно сказала мать. — Кто нынче ест гусей?

Гретхен безнадежно покачала головой, вышла в коридор, взяла чемодан и стала спускаться по лестнице. Внизу она отперла входную дверь и вытащила чемодан на улицу. Солнце садилось, и на улице лежали фиолетовые и темно-синие тени. Она подняла чемодан, и тут бледным, лимонно-желтым светом вспыхнули фонари — преждевременно и бесполезно.

На улице Гретхен увидела спешившего домой Рудольфа. Он был один. Она поставила чемодан, решив подождать его. И, глядя на брата, подумала, как хорошо сидит на нем ее подарок — пиджак, он выглядит в нем таким подтянутым — не жалко истраченных денег.

А Рудольф, заметив сестру, ускорил шаг.

— А ты куда? — спросил он, поравнявшись с ней.

— В Нью-Йорк, — беспечно ответила Гретхен. — Поехали вместе?

— Хотел бы, да не могу, — сказал он.

— Поможешь даме добраться до такси?

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.

— Не здесь, — сказала она, взглянув на окно булочной. — Я хочу поскорее убраться отсюда.

— Угу, — согласился Рудольф, забирая у сестры чемодан. — Это, безусловно, не место для разговоров.