Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Извини, я могу попросить тебя об одном одолжении?

— Конечно.

— В этой сумке… — Бойлан кивнул через плечо на заднее сиденье, — кое-что для твоей сестры. Мне бы очень хотелось, чтобы она это получила. Не мог бы ты как-нибудь передать ей сумку?

— Откровенно говоря, я не знаю, когда ее увижу, но при первой же возможности обязательно выполню вашу просьбу, — пообещал Рудольф.

— Очень любезно с твоей стороны. — Бойлан взглянул на часы. — Еще не так поздно. Может, мы зайдем куда-нибудь выпьем? Ужасно не хочется возвращаться в мой мрачный дом.

— К сожалению, завтра мне очень рано вставать, — сказал Рудольф. Ему хотелось побыть одному, разобраться в своих впечатлениях и определить, к чему может привести знакомство с этим человеком.

— Рано — это во сколько? — спросил Бойлан.

— В пять утра.

— В пять утра? Невероятно! Интересно, что может делать человек в такую рань.

— Я развожу на велосипеде булочки отцовским покупателям, — ответил Рудольф.

— Понимаю, — кивнул Бойлан. — Действительно, кто-то должен доставлять булочки. — Он рассмеялся. — Просто ты совсем не похож на доставщика булочек.

— Это не основное мое предназначение, — заметил Рудольф.

— А какое основное? — Бойлан рассеянно включил фары. В подвале булочной свет не горел — отец еще не приступил к ночной выпечке. Интересно, если бы задать этот вопрос ему, что бы он ответил? Что его основное предназначение — печь булочки?

— Пока не знаю, — сказал Рудольф и в свою очередь агрессивно спросил: — А ваше?

— Тоже не знаю. Пока. А как тебе кажется?

— Трудно сказать, — неуверенно ответил Рудольф. Этот человек — беспорядочно рассыпанная мозаика. Будь Рудольф постарше, возможно, он сумел бы сложить из разрозненных квадратиков целостную картину.

— Жаль. А я думал, острый глаз юности разглядит во мне нечто такое, чего сам я увидеть не способен.

— Между прочим, а сколько вам лет? — спросил Рудольф. Бойлан так много говорил о прошлом, точно жил еще во времена индейцев и президента Тафта, и Рудольфу только сейчас пришло в голову, что он не столько стар, сколько старомоден.

— Попробуй угадать, — весело предложил тот.

— Не знаю… — Рудольф заколебался. Все мужчины старше тридцати пяти лет казались ему одного возраста, за исключением, конечно, явно дряхлых седобородых старцев, которые ковыляли, опираясь на палки. И он никогда не испытывал удивления, натыкаясь в газетах на сообщения о смерти тридцатипятилетних.

— Пятьдесят?

— Твоя сестра была добрее, — рассмеялся Бойлан. — Гораздо добрее. Мне недавно исполнилось сорок. У меня еще вся жизнь впереди. — И иронически добавил: — Увы.

Нужно быть чертовски самонадеянным, подумал Рудольф, чтобы позволить себе это «увы».

— А каким ты будешь в сорок? Таким, как я?

— Нет, — твердо ответил Рудольф.

— Очень мудро. Насколько я понял, ты не хочешь походить на меня. Интересно, почему?

— Мне хочется жить в такой же комнате, как у вас. Иметь столько же денег, книг и такую же машину. Так же хорошо говорить, как вы, столько же знать, ездить в Европу…

— Но…

— Но вы одинокий. И несчастный.

— Значит, по-твоему, когда тебе исполнится сорок, ты не будешь чувствовать себя одиноким и разочарованным? У тебя будет красивая любящая жена, симпатичные умные дети, которые тоже будут любить тебя и которых ты проводишь на следующую войну… — Бойлан говорил таким тоном, словно рассказывал сказку малышам.

— Я не собираюсь жениться, — прервал его Рудольф.

— Вот как? Ты успел прийти к каким-то собственным выводам о браке? Я в твоем возрасте был другим. Знал, что женюсь. Мечтал, что мой пустынный замок наполнится детским смехом… Но, как ты, вероятно, заметил, я не женат, и в моем доме почти никогда не слышно смеха. Впрочем, еще не все потеряно. — Он достал из золотого портсигара сигарету и щелкнул зажигалкой. В свете пламени волосы его казались совсем седыми, а тени легли на лицо глубокими складками. — Я делал твоей сестре предложение. Она тебе говорила об этом?

— Да.

— А она объяснила, почему мне отказала?

— Нет.

— Она сказала тебе, что была моей любовницей?

— Да, сказала.

— Ты меня осуждаешь?

— Да.

— Почему?

— Вы для нее слишком старый.

— Отказав мне, она ничего не потеряла. А я — потерял… Когда увидишь ее, скажи, что мое предложение остается в силе. Скажешь?

— Нет.

Бойлан, казалось, пропустил его «нет» мимо ушей.

— Открою тебе секрет. В тот вечер я не случайно оказался в «Джек и Джилл». Сам понимаешь, такие места не для меня. Но я решил, что непременно узнаю, где ты играешь. Когда вы с Джули вышли из дансинга, я специально пошел следом. Возможно, подсознательно я надеялся найти в брате что-нибудь от его сестры…

— Ну, мне пора спать, — жестко сказал Рудольф и вышел из машины.

— Не забудь сумку, — напомнил Бойлан.

Рудольф взял свою удочку, корзинку и сумку. Она была совсем легкая, как будто пустая.

— Еще раз спасибо за прекрасный вечер, — сказал Бойлан. — Боюсь, я один получил от него удовольствие. И всего лишь за пару рваных сапог, которые мне все равно не нужны. Я дам тебе знать, когда стенд для стрельбы будет установлен. А теперь иди, молодой неженатый доставщик булочек. Я буду думать о тебе в пять часов утра.