Богач, бедняк. Нищий, вор.

Итак, семья спит, а мать стоит на распухших ногах у окна. Измученная бессонницей и изнурительным трудом, расплывшаяся, неряшливая больная женщина, избегающая смотреть на себя в зеркало, регулярно решающая покончить жизнь самоубийством, седая в сорок два года, она курит сигарету за сигаретой, обсыпая пеплом засаленный халат.

Слышится гудок паровоза, солдат везут в далекие порты навстречу грохоту канонады. Слава богу, Рудольфу еще нет семнадцати. Она умрет с горя, если его заберут на войну.

Она закуривает последнюю сигарету, снимает халат и ложится в постель. Лежит и курит. На несколько часов она забудется сном. Но она знает, что тотчас проснется, едва на лестнице раздадутся тяжелые шаги мужа, провонявшего потом и виски за ночь работы в пекарне.

2

Часы показывали без пяти двенадцать, но Гретхен продолжала печатать. Была суббота, и остальные девушки уже кончили работу и прихорашивались, собираясь уходить. Луэлла Девлин и Пат Хаузер пригласили Гретхен пойти с ними пообедать, но у нее сегодня не было настроения слушать их пустую болтовню. К сожалению, она уже почти все допечатала и не было оснований задерживаться.

Вот уже два дня Гретхен, сказавшись больной, не появлялась в госпитале. Сразу после работы она возвращалась домой и никуда не выходила. Она была слишком взвинчена, чтобы сидеть с книгой, и поэтому решила разобрать свой гардероб: стирала и без того идеально чистые блузки и в который раз утюжила безукоризненно отглаженные платья. Когда никакой работы уже не оставалось, мыла голову и укладывала волосы, делала маникюр, упорно предлагала сделать маникюр Руди, хотя всего неделю назад привела его ногти в порядок.

В пятницу она никак не могла уснуть и поздно вечером, когда все уже спали, спустилась в пекарню к отцу. Тот взглянул на нее с удивлением. Но промолчал. И ничего не сказал, даже когда она села на стул и поманила кошку: «Кис-кис». Кошка повернулась к ней спиной и ушла прочь: ода знала, что от людей добра ждать нечего.

— Пап, — сказала Гретхен, — мне надо с тобой поговорить.

Джордах выжидающе молчал.

— На этой работе у меня нет никаких перспектив, меня никогда не повысят, и жалованье мне тоже не прибавят… К тому же после войны производство обязательно сократится, и меня могут просто уволить.

— Война еще не кончилась, — заметил Аксель, — и еще полно идиотов, ожидающих своей очереди на тот свет.

— Я подумала, может, мне лучше поехать в Нью-Йорк и подыскать там хорошее место? Я неплохой секретарь, а в нью-йоркских газетах полно объявлений с предложениями самой разной секретарской работы, за которую платят в два раза больше, чем я сейчас получаю.

— Нет, — отрезал Аксель.

— Почему?

— Потому что я сказал «нет».

— Пап, но ведь я смогу посылать домой гораздо больше денег…

— Нет, — не дослушав, повторил Джордах. — Когда тебе исполнится двадцать один год, можешь уезжать куда угодно, а сейчас тебе только девятнадцать, и придется терпеть гостеприимство родительского дома еще два года. Улыбайся и терпи. — Он вынул пробку из бутылки, сделал большой глоток виски и нарочито грубо вытер губы тыльной стороной ладони, измазав лицо мукой.

— Я должна уехать из этого города, — настаивала Гретхен.

— Есть города и похуже, — сухо ответил Джордах. — Поговорим об этом через два года.

В пять минут первого Гретхен сложила в ящик стола аккуратно отпечатанные бумаги. Все служащие уже ушли. Она закрыла машинку чехлом, пошла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. Лицо у нее горело. Она умылась холодной водой, затем достала из сумочки флакон, смочила духами палец и легонько прикоснулась к мочкам ушей.

Оказавшись на улице, она не сразу сообразила, что идет к автобусной станции. Шла медленно, то и дело останавливаясь перед витринами магазинов. Разумеется, она не собиралась ехать ни на какую пристань. Был день, ярко светило солнце, и все ночные фантазии остались позади. А впрочем, почему бы не проехаться вдоль берега? Потом можно будет где-нибудь сойти и подышать свежим воздухом.

За квартал до станции Гретхен увидела Томаса. Он стоял возле аптеки, окруженный ребятами довольно хулиганского вида. Они играли в расшибалочку, бросая об стенку монеты. Одна девушка, работавшая вместе с Гретхен, была в среду в кинотеатре «Казино» и видела драку Тома с солдатом. «Твой брат — это что-то жуткое, — говорила она потом Гретхен. — Такой маленький и такой злой. Прямо змея какая-то. Не хотела бы я иметь такого братца». Гретхен сказала Тому, что знает про драку. Вообще-то она и раньше не раз слышала о нем подобные истории. «Ты мерзкий тип», — сказала она ему, но он только самодовольно ухмыльнулся.

Если бы Том заметил ее, она повернула бы обратно, но он был слишком увлечен игрой.

Гретхен вошла в здание автовокзала и взглянула на часы. Без двадцати пяти час. Автобус наверняка ушел пять минут назад, и она, разумеется, не будет торчать здесь еще целых двадцать пять минут, дожидаясь следующего. Но оказалось, что автобус опаздывал и все еще стоял на остановке. Гретхен подошла к кассе.

— Один билет до пристани.