Богач, бедняк. Нищий, вор.

Казалось, комната разделена пополам невидимой стеной. С одной стороны — измятая постель, заваленная пластинками. Рядом на полу — куча книг, а на стене — вымпелы и фотографии девушек и спортсменов, вырезанные из журналов. На другой половине комнаты кровать была тщательно заправлена, а стена совершенно голая. Только на письменном столе две фотографии: Гретхен и Берка. Гретхен на снимке сидела в шезлонге в саду своего калифорнийского дома, а фотография Берка была вырезана из какого-то журнала. Карточки Вилли Эббота на столе не было.

Если исключительная аккуратность считается признаком юношеской неврастении, то Билли был явным неврастеником. Рудольф помнил, каким аккуратным был он сам в этом возрасте, но никто тогда не считал это ненормальным.

И все же комната произвела на него угнетающее впечатление. Ему не хотелось встречаться с соседом Билли, и поэтому он спустился вниз и встал у входа в коттедж. Солнце сейчас светило ярче, из часовни шли группами причесанные и умытые ребята, и все вокруг утратило ту тюремную мрачность, которая вначале неприятно поразила Рудольфа. Большинство мальчиков были гораздо выше, чем в их же возрасте одноклассники Рудольфа. Американцы прибавляют в росте. Все считали само собой разумеющимся, что это хороший признак. Но так ли это? Им будет легче смотреть на тебя сверху вниз, приятель.

Билли он увидел издалека. Единственный из всех, Билли шагал совершенно один. Он шел медленно и вполне непринужденно, с высоко поднятой головой. В его виде не было ничего вызывающего или отталкивающего. Рудольф вспомнил, как сам в этом возрасте отрабатывал походку, стараясь не двигать плечами и ходить легкими скользящими шагами, чтобы казаться старше и изящнее своих сверстников.

— Привет, Руди, — без улыбки поздоровался Билли. — Спасибо, что приехали навестить меня.

— К вечеру я должен быть в Уитби, — сказал Рудольф, — а так как это по пути, я решил заскочить к тебе, чтобы вместе пообедать.

Билли бесстрастно смотрел на него, и Рудольф был уверен: парень знает, что этот визит вовсе не случаен.

— Здесь поблизости есть какой-нибудь приличный ресторан? Я умираю от голода.

— Отец в прошлый раз водил меня обедать в довольно пристойное место.

— Когда это было?

— Месяц назад. Он собирался снова приехать на прошлой неделе, но потом написал, что в последнюю минуту человек, у которого он обычно берет машину, должен был срочно выехать за город.

Вероятно, фотография Эббота вначале стояла на столе рядом с карточками Гретхен и Колина, подумал Рудольф; скорее всего Билли убрал ее оттуда после этого письма.

— Тебе надо сообщить кому-нибудь, что ты поедешь обедать со своим дядей?

— Мне никому ничего не надо сообщать, — сухо ответил Билли.

Только сейчас Рудольф обратил внимание, что ребята, смеясь и дурачась, шагают мимо них, но Билли ни с кем даже не заговаривает и никто не подходит к нему. «Наверно, все действительно так, как предполагает Гретхен, — подумал он, — а может быть, и хуже».

— Тогда поехали. Покажешь мне дорогу. — Рудольф обнял его за плечи, но племянник, казалось, остался к этому равнодушен.

— Я знаю, почему тот человек отказался одолжить отцу машину, — сказал Билли, уплетая бифштекс. — В прошлый раз, выезжая со стоянки, он врезался в дерево и помял крыло. Он перед обедом выпил три мартини, а после обеда — две рюмки коньяку и бутылку вина.

Нетерпимая юность. Рудольф был рад, что пьет сейчас только воду.

— Может, отец был чем-нибудь расстроен? — сказал он. Не для того он сюда приехал, чтобы разрушить любовь, возможно, существующую между сыном и отцом.

— Наверно. Он всегда чем-нибудь расстроен, — заметил Билли, продолжая жевать. Если он и страдал от чего-то, это никак не отражалось на его аппетите.

— В школе хорошо кормят? — спросил Рудольф, просто чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

— Прилично.

— А как ребята, хорошие?

— Ничего. А… впрочем, не такие уж они и хорошие. Слишком любят хвастаться: мол, отец у меня большая шишка, обедает с самим президентом и дает ему советы, как управлять страной, а я на каникулы летом езжу не куда-нибудь, а в Ньюпорт, а у нас собственная конюшня, а у меня родители бухнули двадцать пять тысяч на бал по случаю совершеннолетия моей сестры…

— А ты что говоришь в таких случаях?

— Я молчу. — Билли посмотрел на него с неприязнью. — Что я должен говорить? Что мой отец живет в однокомнатной квартире и за последние два года его три раза увольняли? Или, может, мне рассказать, как он замечательно водит машину после обеда? — Все это он произнес ровным, обычным тоном, слишком по-взрослому.

— Ты бы мог рассказать им про твоего отчима.

— А что он? Его уже нет. И даже когда он был жив, во всей школе не нашлось бы и шести парней, которые слышали о нем. Они здесь считают тех, кто пишет пьесы или снимает кино, вроде как придурками.

— А как учителя? — спросил Рудольф, тщетно надеясь, что хоть что-то в школе Билли нравится.

— Какое мне до них дело? — ответил мальчик, намазывая маслом печеную картофелину. — Я готовлю, что задают, и все.