Бог жесток

Меня мутило, шатало, я с трудом держался на ногах, но не столько физическое недомогание, сколько чувство неприязни к самому себе угнетало меня все больше. Еще немного — и я начну плясать под чужую дудку, бездумно выполнять чьи-то мерзкие приказы, и управлять мной будут уже не втемную, а открыто. Однако теперь все мне было безразлично. «Ну и пусть, — подумал я, оседая на землю от страшной слабости. — Пусть будет так».

Все было бело. Простыня, наволочка, потолок — белее снега. И я чувствовал себя чистым, полным сил, словно заново родившимся. Я лежал на огромной кровати в люксе Марка Сандлера, а за окном занималось погожее осеннее утро. Наступал новый день этого жуткого, еще не законченного расследования.

— Ничего страшного, — говорил склонившийся надо мной адвокат. — Просто переутомление, нервное перенапряжение, вещи вполне объяснимые и легко поддающиеся лечению хорошим отдыхом.

Я промолчал, подумав, что вряд ли даже двенадцатичасовой глубокий сон так быстро бы поставил меня на ноги. Наверняка мне вкололи какой-то сильный стимулятор.

— Сейчас примете контрастный душ, после вас осмотрит врач, и я распоряжусь поднять в номер завтрак, — душевно увещевал Сандлер.

Он не побоялся за свой имидж и расхаживал передо мной в голубом махровом халате. Я сделал все согласно инструкциям. Душевые струи взбодрили меня окончательно. Вежливый хирург выдал заключение, что у меня треснули два ребра, и предложил госпитализацию, от которой я немедленно отказался, ограничившись перевязкой. Услужливый халдей-официант вкатил в номер тележку и тут же растворился за дверью. Притрагиваться к чудным яствам поначалу было даже неловко. Я подумал о хранящихся в моем холодильнике рыбных консервах, и мне сделалось как-то тоскливо, словно я утратил частичку самого себя или изменил любимой женщине.

Завтрак прошел отменно. Марк Абрамович делился своими пристрастиями в области живописи и музыки, не забывая, однако, подливать в мой кофе французский коньяк (предпочел бы в натуральном виде), а я слушал, прихлебывал и кивал с набитым ртом. Потом мы расположились в креслах и закурили настоящие кубинские сигары. Коньяк в хрустальном графинчике, выставленный передо мной предусмотрительным адвокатом, помог мне собраться с мыслями.

— Рассказывать? — задал я совершенно неуместный вопрос.

— А у вас есть выбор? — мягко улыбнулся Марк Абрамович, приглаживая ухоженные смолянистые усики.

В очередной раз выбора у меня не было.

Глава 9. ОСНОВНАЯ ЖЕРТВА

Более искренними не бывают даже на исповеди в церкви. Я выложил Сандлеру все как на духу, вплоть до того, где, когда, сколько и с кем выпил и какие неблагородные мыслишки вызревали у меня в голове насчет замешанного в расследование слабого пола. Выводы адвоката в отношении меня были малоутешительны: последняя стадия алкоголизма плюс грозящая в скором времени импотенция, но, к счастью, Марка Абрамовича не подвело чувство такта, и он не озвучил своего мнения о моей персоне, зато полностью сосредоточился на моих профессиональных достоинствах, и это, не буду скрывать, мне польстило.

— Да, — протянул он, когда я закончил. — Вы провели колоссальную работу, в чем-то действовали блестяще, в чем-то опрометчиво, но результат налицо. Если вы рассказали исключительно правду, которую, увы, ни подтвердить, ни опровергнуть никто не в состоянии, итог печален, и, узнай об этом Виктор Павлович Пастушков… ему будет еще больнее… и выдержит ли его сердце?..

Сандлер задумчиво помолчал, своей минутной заминкой дав мне понять, что он тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо, однако сентиментальное, меланхолическое настроение не очень-то вязалось с его образом.

— Перескажите мне еще раз ваш последний разговор с Олегом Пастушковым, — попросил адвокат.

Пересказал я почти дословно.

— Значит, окончательно вывел его из себя ваш настойчивый интерес к Алине Жемчужной, — заключил г-н Сандлер.

Я кивнул, не преминув добавить:

— После этого Пастушков прожил не больше получаса, следовательно, этого короткого времени ему хватило, чтобы связаться с нужными людьми и пустить убийцу по моему следу. Правда, умирая, он раскаялся и предупредил меня, на какой шаг решился.

— Вы намекаете, что и здесь у него все было схвачено, — произнес Сандлер и, чтобы развеять грустные мысли, выпил не закусывая две рюмочки подряд. — Такое, разумеется, довести до сведения Виктора Павловича я не смогу. Что касается Алины Жемчужной, то подтверждений тому, что она очередная охотница за красивой жизнью, я также не имею. Да и вторгаться в сердечные дела Виктора Павловича — не мое право.