Бог всегда путешествует инкогнито

Я нырнул под арку и вошел во внутренний дворик. Передо мной оказался еще один дом. Дверь была закрыта и снабжена кодовым замком. Ни вывески, ни таблички… Любопытно. Я пошел по двору в другую сторону и тут увидел лестницу, ведущую вниз вдоль боковой стены, которая соединяла оба здания. Издали виднелась прикрученная проволокой к перилам вывеска. На всякий случай я подошел поближе, но без большой уверенности: такая лестница могла вести только в подвал. На вывеске, тоже от руки, было написано название ассоциации, а рядом нарисована стрелка, указывающая вниз. Я спустился по лестнице. Дневной свет освещал только первые ступени, следующие расплывались в полутьме, а потом зияла чернота. Дна видно не было. Не очень-то заманчиво…

Я потихоньку спускался, с таким чувством, словно вхожу в чрево квартала. Внизу оказалась железная дверь со звонком. Я нажал на кнопку и прислушался. Тянуло холодом и сыростью. Дверь открылась, и на пороге возник рыжий парень лет тридцати.

— Здравствуйте, меня зовут Эрик.

— Очень приятно, Алан.

Улыбка не изменила серьезного выражения на его лице. Я вошел.

Помещение мне сразу понравилось. Под высоким каменным потолком ощущался простор. Стеклянные кирпичи, вмонтированные в каждом углу, создавали источники дневного света. Освещение дополняли галогенные светильники. Старый, вытертый пол кое-где провалился. Легко было представить, сколько историй он помнил. У стены был сколочен дощатый помост, похожий на те, что иногда встречаются в школах. Я был очарован. У подножия помоста, по десять в ряд, занимая все остальное пространство, стояли табуреты. Всего их насчитывалось штук сто. Возле входа поместился кухонный стол с кофейным автоматом и внушительными стопками пластиковых стаканчиков. Под ним мирно урчал маленький холодильник.

— Раньше здесь был подвал?

— Вы находитесь на бывшем складе семьи краснодеревщиков. Здесь работали многие поколения мастеров, и так продолжалось до тысяча девятьсот семьдесят пятого года, когда последний из них, выйдя на пенсию, обнаружил, что ему некому передать мастерскую.

Я представил себе, как тут работали ремесленники с ножами, стамесками и молотками, а потом складывали сюда плоды своих трудов, и помещение наполнялось запахами сосны, дуба, ореха, палисандра и красного дерева.

— Скажите по-честному, почему вы решили сюда обратиться? — спросил рыжий очень серьезно.

Тон был строгий, но парень не производил впечатления человека самовлюбленного. Хорошо поставленный голос звучал дружелюбно. Он разглядывал меня почти сурово, словно оценивал. Можно было подумать, что я должен оправдаться перед ним, а я, напротив, ждал, что он станет расхваливать свой институт…

— Почему решил? Я не умею говорить на публике, страх отнимает у меня все силы. А мне вскоре предстоит выступить перед большой аудиторией. И я должен ее увлечь, иначе произойдет катастрофа.

— Понятно.

— Как проходят занятия на ваших курсах?

— Это не курсы.

— Вот как?

— Каждый из участников, без всякой подготовки, должен в течение десяти минут говорить на тему, которую выберет сам. Затем остальные участники пишут на листке бумаги свои фидбэки и передают ему.

— Фидбэки?

— Ну да, отзывы о выступлении. Комментарии, которые базируются на том, что можно и нужно исправить: небольшие дефекты, запинки, шероховатости в части языка или структуры речи.

— Понятно.

— Если слушателей тридцать человек, вы получите тридцать листков. Вам надо просмотреть комментарии и выделить наиболее часто повторяющиеся недочеты, а в следующем выступлении постараться внести поправки и говорить лучше.

Он выделил слова «поправки» и «лучше», слегка нахмурив брови, как школьный учитель. Несмотря ни на что, методика показалась неинтересной.

— И когда я могу приступить?

— Мы начинаем занятия с двадцать второго августа. И потом каждую неделю.

— Только с двадцать второго августа? А раньше нельзя?

— Нет, все в отпусках.

Я пропал. Генеральная ассамблея, если я собираюсь на ней выступать, назначена на двадцать восьмое. Я успею позаниматься всего одно занятие, а этого явно недостаточно… Я поделился с ним своей проблемой…

— Конечно, это не идеальный выход из положения. Наша педагогика рассчитана на долгое время. Но вы, по крайней мере, получите замечания, которые вам должны помочь… Надо было обратиться к нам раньше.

Последнюю фразу он произнес с упреком.

44

— Дорогой Алан Гринмор! Как дела?

Я смутился: неизвестная дама, которую я видел впервые, бросилась ко мне с таким пылом, словно мы были друзьями лет двадцать… Половина клиентов обернулись к нам. Полуприкрыв глаза, она театральным жестом протянула мне расслабленную руку ладонью вниз. Чего она хотела? Чтобы я поцеловал руку?

Я ее пожал, не сильно, но и не слабо.

— Здравствуйте, мадам Веспаль.

— Мой милый Раймон Верже рассказывал о вас столько хорошего…

Я плохо представлял себе бывшего редактора «Монд», рассыпающегося в комплиментах моей персоне.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала она, указывая на стул рядом с собой. — Это мой столик, и вы — желанный гость. Жорж!

— Мадам?