— Когда ты рассказывал мне о коллегах, мне запомнился один из них, такой нахальный парень…
— Тома.
— Он самый. Задавака, насколько я могу судить по твоим словам.
— Это еще слабо сказано…
— Представь себе, что сегодня Тома оказался на твоем месте, что это он ушел из офиса в четыре или пять часов и в коридоре столкнулся с шефом.
— Это был не наш непосредственный начальник, а ведущий все направление.
— Вот и хорошо. Вообрази эту сцену: Тома уходит на час раньше и в коридоре налетает на шефа.
— Попробую…
— А ты — маленькая мышка и наблюдаешь за этим из норки.
— Ладно…
— Что они говорят друг другу?
— Гм… Не знаю… Ну… Странно так вот представлять… Ларше, наверное, улыбается… Дружески, очень доброжелательно…
— Интересно… Значит, ты полагаешь, что если бы Тома сегодня вечером оказался на твоем месте, то начальник именно так к нему бы и отнесся?
— Ну… возможно… Во всяком случае, я так себе представляю. На самом деле это было бы очень несправедливо. Но я думаю, Тома у него в любимчиках и правила на него не распространяются.
— Ясно. А как зовут того парня, который, по твоим представлениям, всех дурачит?
— Микаэль?
— Ага, Микаэль… А теперь представь себе ту же сцену, но с Микаэлем на твоем месте. Это Микаэль ушел из офиса в пять часов. Как обернется дело?
— Сейчас посмотрим… Я вижу… Наверное, Ларше отчитал бы его, как и меня!
— Да?
— Он ему также сказал бы: «Что, отдыхаешь после обеда?» И тон его, скорее всего, был бы еще ядовитее. Ну да, точно! Он всегда над ним насмехается.
— А как отреагирует Микаэль?
— Гм… Трудно представить… Ну, я думаю, Микаэль, с его самоуверенностью, ответит что-нибудь вроде: «Вы рассуждаете, как знаток» — или еще что-нибудь придумает.
— Ах вот как! А Ларше?
— Да разойдутся каждый в свою сторону, и оба будут хохотать всю дорогу.
— Очень интересно, — сказал он, приканчивая свой бокал. — И что ты об этом думаешь?
— Не знаю, — ответил я задумчиво. — Если бы так и было на самом деле, значит Микаэль тоже в любимчиках.
— Нет, Алан, это совсем не так.
Он знаком подозвал официанта:
— Еще один бурбон.
Я отпил перье. Дюбре наклонился ко мне и впился в меня своими синющими глазами. Я ощутил себя голым.
— Это совсем не так, Алан, — повторил он. — На самом деле все сложнее. Тома считает себя выше других, и это вызывает у Ларше… определенное уважение. Микаэль же над всеми подтрунивает, а Ларше прекрасно знает, что это беда тех, кто считает себя хитрее других. И Ларше поднимает его на смех, чтобы показать, что он сам еще хитрее. А ты…
Он выдержал паузу.
— А я никого из себя не корчу, как другие, я естественный, такой, как есть, и этим пользуются.
— Нет, все гораздо хуже, чем ты думаешь. Ты, Алан, как ты сам себя характеризуешь, действительно… несвободен. Ты несвободен, и это еще дальше загоняет тебя в ту тюрьму, где ты находишься… Ты замыкаешься в молчании там, где я готовил бы решительный удар. У меня бы кровь бросилась в лицо, меня захлестнул бы гнев. Что это он там мне такое говорит?
— Да все наоборот! Совсем наоборот! Я не выношу, когда посягают на мою свободу!
— Посмотри, как получилось с водителем. Ты говоришь, что делал над собой усилие, чтобы ему возражать. Все-таки он вряд ли снова тебе встретится, и ни твоя жизнь, ни твое будущее от него никоим образом не зависят, правда? И все равно ты испытываешь потребность как-то приноровиться к тем, от кого ждешь оценки. Ты боишься, что в тебе разочаруются и тебя отвергнут. Вот почему ты не позволяешь себе ни говорить, что думаешь на самом деле, ни поступать сообразно своим представлениям. Ты все время делаешь над собой усилие, чтобы соответствовать ожиданиям других. И ведь тебя об этом никто не просит, Алан, инициатива только твоя.
— Но я думаю, что это совершенно нормально! Если все станут совершать хоть небольшое усилие ради других, жизнь станет лучше.
— Совершенно верно, но тут речь идет не о твоем собственном выборе. Ты ведь не говоришь себе с утра: «Ага, сегодня я делаю то, что от меня ожидают». Нет, ты так поступаешь бессознательно. Ты полагаешь, что иначе тебя не будут любить и не станут с тобой общаться. И, сам не отдавая себе отчета, ты без конца себя к чему-то принуждаешь. Твоя жизнь проходит в подчинении, потому ты и не ощущаешь себя свободным. И… ты хочешь подчиняться.
Я был ошеломлен. Меня словно обухом по голове ударили. Я ожидал чего угодно, только не такого… Голова шла кругом. Все перемешалось: мысли, идеи, события, и я потерял почву под ногами. Хотелось с порога отмести весь анализ Дюбре, но какая-то часть меня понимала, что доля истины тут присутствует. И эта истина меня тревожила. Мне, который всю жизнь так ревностно оберегал свою свободу от посторонних посягательств, вдруг заявляют, что я сам стремлюсь подчиниться чужой воле.