Бог Войны (ЛП)

— Но твой мир требует, чтобы слабые платили сильному. Не должен ли ты платить Хивелу, чтобы его армия была сильной?

Этельстан проигнорировал вопрос и хмуро зашагал дальше.

— Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на всех. У нас должен быть предводитель, и Господь распорядился, что мы — самое большое королевство, самое сильное, и потому именно мы возглавим оборону против любых язычников, что явятся разорять остров.

— Значит, если норманны высадятся на севере Альбы, ты выступишь на бой с ними? — предположил я.

— Если Константин не сможет защититься сам? Конечно!

— Так Хивел и Константин платят за защиту?

— Почему бы и нет?

— Они ее не просили, — резко ответил я. — Ты навязал ее.

— Потому что им недостает дальновидности. Мирный договор им на пользу. — Он подвел меня к низким каменным стенам и сел, пригласив присоединиться. — В свое время они это поймут. — Он помолчал, будто ожидая ответа, но, когда я ничего не сказал, оживился. — Зачем, по-твоему, я созвал это сборище в Бургэме?

— Понятия не имею.

— Это Камбрия, — он обвел вокруг рукой, сверкающей перстнями. — Земля саксов, наша земля, ее захватили наши предки и столетиями ее пахали. Здесь церкви и монастыри, дороги и рынки, но во всей Британии не сыщешь другого столь же безбожного места! Сколько норвежцев здесь живет? Сколько данов! Оуайн из Страт-Клоты называет эту землю своей, а Константин даже смеет назначать ее правителя! Но какая это страна? Это Нортумбрия! — Он выделил два последних слова, хлопая в такт по камням. — И что сделала Нортумбрия, чтобы выдворить захватчиков? Ничего! Ничего! Ничего!

— Я потерял хороших воинов, победив Скёлля Гриммарсона в Хибурге, — яростно огрызнулся я, — и Мерсия с Уэссексом мне не помогали! Может, потому что я не платил им?

— Лорд Утред! — успокаивающе сказал он. — Никто не сомневается в твоей храбрости. Никто не оспаривает, что мы у тебя в долгу. И, по правде говоря, я пришел заплатить этот долг.

— Вторжением в Нортумбрию? — Я был все еще зол. — Ты клялся не делать этого при моей жизни!

— А ты клялся убить Этельхельма Старшего, — спокойно ответил он, — и не сделал этого. Его убили другие.

Я просто смотрел на него. Его слова были правдивы и в то же время возмутительны. Этельхельм умер, потому что я победил его людей, убил его лучшего воина и заставил его войско бежать. Конечно, Этельстан мне помог, но он вступил в битву лишь потому, что я удержал лунденские ворота Крепелгейт.

— Клятва есть клятва, — сказал он спокойно, но властно. — Ты поклялся убить человека и не сделал этого, и потому клятва недействительна. — Он поднял руку, пресекая мое возмущение. — И клятва язычнику не имеет силы. Нас может связать только клятва именем Христа и его святых. — И снова он поднял руку. — Но все же я пришел вернуть тебе долг.

Один человек, даже лорд Беббанбурга, не может биться с армией трех королевств. Я чувствовал себя преданным, меня в самом деле предали, но мне удалось сдержать гнев.

— Долг, — сказал я.

— Сейчас, лорд Утред, сейчас. — Он встал и начал мерить шагами маленькую площадку, огороженную развалинами стен. — Камбрия — место, где нет закона, ты согласен?

— Да.

— Но все же это часть Нортумбрии, верно?

— Да.

— А Нортумбрия — английское королевство, так?

Я все еще привыкал к этому слову, так же как свыкался с названием Инглаланд. Некоторые предпочитали название Саксонланд, но западные саксы, пытавшиеся объединить всех, кто говорит по-английски, предпочитали называть страну Инглаланд. Слово охватывало не только саксов, но и англов, и ютов. Мы больше не будем саксами или англами, только англичанами.

— Нортумбрия — английская, — признал я.

— Но сейчас в Камбрии больше говорят на языках норманнов, чем на нашем!

Я поколебался и пожал плечами.

— Да, многие говорят.

— Три дня назад я охотился и остановился поговорить с лесником. Он говорил по-норвежски! С тем же успехом я мог бы говорить с ним по-валлийски, и это в английской-то стране!

— Его дети будут говорить на нашем языке, — заметил я.

— Будь они прокляты, его дети! Они вырастут язычниками!

Я оставил это заявление висеть в воздухе, глядя, как Этельстан ходит туда-сюда. В основном он прав. Нортумбрия редко показывала свою власть над Камбрией, хотя та и была частью королевства, и норвежцы, видя такую слабость, высаживались на побережье и строили фермы в долинах. Они ничего не платили Эофервику, и только мощные бурги на мерсийской границе мешали им совершать набеги в земли Этельстана. И слабость Камбрии чуяли не только норвежцы. О Камбрии мечтала Страт-Клота, лежавшая у ее северных пределов, как и Константин.

Как и Этельстан.

— Если не нравятся норвежцы, и ты хочешь, чтобы Камбрия стала английской, зачем держать королем в Эофервике Гутфрита?

— Ты его не любишь.

— Никчемный человек.

Этельстан кивнул и снова сел лицом ко мне.