Бог войны и любви

— Что?! — взревел князь Алексей, затыкая пакостный рот такой зуботычиной, что поджигатель вновь опрокинулся навзничь, невольно увлекая с собою того, другого человека.

Князь рывком вздернул его на ноги:

— Простите великодушно! И за подмогу вашу храбрую благодарен! — Он стиснул его руку, а потом небрежно махнул городовым на преступника: — А этого — в кутузку! Да велите дать ему хороших плетей, чтоб дознаться, по чьему наущению французскую крамолу разносит да урон городу причиняет?

В голосе его звучал такой гнев, что городовые подчинились старому князю безоговорочно и, заломив поджигателю локти, за плечи, в тычки погнали его к Панской улице, в участок. Алексей Михайлович, не выпуская руки незнакомого помощника, воинственно повернулся к своим дамам, которые цеплялись за него, желая удостовериться, что их ненаглядный князюшка жив и здоров.

— Ну? Чего всполошились? Велика ли острастка! Нешто есть еще порох в лядунке! Да вон господина благодарите… простите, сударь, как вас звать-величать прикажете?

— Comte Fabien de Laurent [8], — ответил тот, изящно поклонясь, и толпа, дружно ахнув при звуке той же, что и у поджигателя, речи, надвинулась на него со злобными выкриками:

— Да они одним миром мазаны! Вяжи и этого!

— Бей мусью!

— Бей!

Незнакомец выпрямился, презрительно глядя на разъяренных нижегородцев, и мгновенным движением выхватил шпагу, однако это не остановило толпу, а лишь раззадорило. Ясное дело, этого изысканного, хоть и перепачканного сажей кавалера приняли тоже за крамольника-поджигателя, а чужая речь стала подобно красной тряпке для быка. Русская толпа скора на самосуд!

Надо немедля разъяснить недоразумение! Ангелина с любопытством и тревогою уставилась на француза, только сейчас заметив, что он молод и хорош собою, хотя его лицо и было слишком томным, как бы ленивым, мягких, почти женственных очертаний. Сложения он тоже был полноватого, рыхлого, что, впрочем, не мешало ему двигаться резво и проворно, а шпагою действовать так, что она казалась воистину продолжением его изукрашенной кружевными манжетами и сверкающими перстнями руки. Хотя едва ли даже со шпагою выстоял бы молодой человек против тройки ражих молодцов, по виду извозчиков либо грузчиков, которые дружно выступили вперед, засучивая рукава и обнажая устрашающие кулачищи. Да тут уж князь Алексей выступил вперед и заговорил с такой уничижительной насмешкою, что зачинщики нового мордобоя враз опешили:

— Что, своя своих не спознаша? Аль давно кулачки не почесывали? Ну что ж, выходи по одному!

С этими словами он выхватил из-за кушака длинноствольный пистолет и, насмешливо дунув в дуло, взвел курок, который так громко щелкнул в наступившей тишине, что один из силачей от неожиданности тоненько вскрикнул и прикрыл широченными ладонями свое рыжебородое лицо.

Хохот, грянувший вслед за тем, заставил Ангелину и княгиню Елизавету зажать уши, а князь Алексей, покровительственно похлопав рыжего бедолагу по крутому плечу, двинулся к своему дому, не выпуская левой руки француза, в правой все еще державшего свою шпагу и, чудилось, не верившего, что опасность миновала и он остался невредим.

И они вошли в измайловский дом, где у дверей толпилась, кланяясь, дворня, и уселись за богато накрытый стол, и ели, пили, смеялись, как будто век были знакомы с графом, изумляясь поразительному совпадению: ведь он оказался сыном той самой мадам Жизель, о которой говорила маркиза д'Антраге. За шутками и тостами забылся и пожар, и полусумасшедший поджигатель, и его жуткие пророчества… а между тем именно на рассвете 12 июня «Великая армия» Наполеона без предварительного объявления войны вступила в пределы России.

Однако должно было пройти еще пять дней — спокойных, жарких, веселых летних дней, прежде чем в Нижнем был обнародован царский манифест, призывавший к защите Отечества.

* * *

Беды ждали давно.

Еще год назад, в июне 1811-го, в Нижнем запылал страшный пожар, дотла истребивший северо-западную часть города. А в конце августа в небе, словно запоздалая искра, возгорелась комета — звезда злокрылая, как ее называли в народе. Багровая, мрачная, она ежевечерне восходила на востоке, а к утру исчезала на севере, разметая своим длинным, веерообразным хвостом все прочие светила. «Не к добру эта звезда, — говорили у нас, — пометет она русскую землю!» Пророчество, однако, сбылось лишь год спустя…