Бог войны

Карфагенянин подавил жалость к ним. Он не желал сиракузцам никакого зла, но их беда шла ему на пользу, и нужно было воспользоваться ею до последней капли, если он хотел дожить до вечера. Мысли заполнили воспоминания о кровавых бойнях, в которые он попадал раньше. Если противник был дисциплинирован – а римляне были, – мало кто выживал, когда ломал строй и бежал. Только упрямство заставляло Ганнона двигаться вперед. Упрямство и удачно выпавший жребий, что Деон оставался рядом, позволяли ему продолжать безумный лихорадочный бег через покинутые палатки, и он бежал дальше.

Это было как удар, когда юноша, еле дыша, выскочил из очередной палатки и снова увидел перед собой наполовину вырытый ров. Они достигли края сиракузского лагеря. За земляным укреплением земля полого уходила вниз, к речке, где он недавно купался, – точнее, целую жизнь назад. Глаза Ганнона нашли брод; там скопилась масса солдат. Римляне еще не добрались досюда, но это не мешало трагедии разворачиваться дальше. Это было естественное узкое место, представлявшее наибольшую опасность. Люди уже гибли здесь. Всякое понятие о дисциплине исчезло. Сотни сиракузцев толкались и пихались, чтобы попасть на мелководье, где можно перейти и спастись от врага. Раненых и слабых оттесняли в сторону, где было глубоко, и те тонули там. Некоторые солдаты так обезумели в своем желании попасть к броду, что сражались друг с другом. Взлетали и опускались клинки, сухая земля обагрилась кровью. Тела падали лицом в реку, окрашивая воду алым. Раненые кричали. У Ганнона сжалось сердце. В такой сумятице людям не выжить.

Его глаз заметил движение на берегу. Десятки всадников устремились на восток. За ними он увидел сотни других – это была конница, которой удалось ускользнуть от врага.

– Смотри, – проговорил он с отвращением, – Гиппократ даже не пытается сражаться. Трусы бегут, бросив нас здесь.

Деон нахмурился.

– Грязный ублюдок.

– Точно.

Еще одна причина ненавидеть его. Боги, пусть он окажется в пределах досягаемости моего меча, лишь только раз!

– Пойдем ниже по течению от брода. Наш лучший шанс – переплыть реку. Ты сможешь?

– Постараюсь, командир.

– Ничего, я помогу тебе.

Деон благодарно кивнул. Держась вместе, они спустились по склону. Берег усеивало брошенное оружие. Раненые, кто уже не мог идти, протягивали руки в мольбе, прося у проходящих мимо помочь или прекратить их страдания. Стиснув зубы, Ганнон не смотрел на них. До реки было еще далеко, когда его внимание привлек вой ужаса сзади, из лагеря.

– Проклятье! – услышал он голос спутника, и у него самого горло сжало страхом. Сейчас весь берег превратится в бойню.

Из разных точек лагеря появились десятки легионеров. Они поступили так же, как чуть раньше Ганнон с Деоном, прорубив себе путь через палатки. Приказавший это командир – смышленый ублюдок, подумал Ганнон. До такого мог бы догадаться Квинт. «Может быть, и он здесь?» – мелькнула мысль. Но сейчас это не имело значения. Намерением римлян было опередить как можно больше бегущих сиракузцев, и у них это получилось. Страшная паника обуяла солдат, оказавшихся ближе всего к легионерам, и бурлящей неорганизованной толпой они бросились к броду. Давка там стала еще неистовее.

– Сними доспехи, – велел Ганнон Деону. – Будет легче плыть.

– Смотри, командир. – Тот вытянул руку.

– Что там?

– Вон, около солдата в беотийском шлеме. Бедная баба…

Ганнон наконец увидел, о ком говорил Деон, и его сердце чуть не остановилось. Примерно в трехстах шагах, на полпути между ними и римлянами, какая-то женщина склонилась над другой, пытаясь ее поднять. У нее были черные волосы, и ее фигура показалась знакомой. Ганнон похолодел от ужаса. Его возлюбленная осталась в Сиракузах. Ее не может быть здесь… Или может? Женщина взглянула на римлян, которых выстраивал их командир, а потом бросила отчаянный взгляд на реку. Ганнон злобно выругался. Это была Аврелия.

– Беги, – сказал он. – Спасайся.

– А ты не пойдешь? – недоверчиво спросил Деон. – Остаться здесь – умереть наверняка.

– Там моя женщина. Я должен остаться. – «Я не могу допустить, чтобы она умерла». – Беги! Да хранят тебя боги.

Деон понимающе взглянул и отсалютовал Ганнону, после чего повернулся и убежал.

С мечом в руке карфагенянин помчался к Аврелии. Странно, но было облегчением бежать в объятия смерти. Поток бегущих сиракузцев поредел, позволяя ему передвигаться быстрее, чем раньше. Многие из солдат даже не замечали, что он делает, а другие смотрели на него с недоумением; несколько человек сказали, что он сошел с ума. Ганнон не потрудился ответить им, сосредоточившись на женской фигуре.

Сверху донеслась команда на латыни:

– Сомкнуть ряды!