«Аргус» оснастили не только со знанием дела, но и с любовью. Шлюпки на рострах, автоматически раскрывающийся спасательный плот, бочки со смазочным маслом — все было тщательно принайтовлено и свежевыкрашено. Добравшись до трапа, он поднялся на открытую площадку и заглянул в оконце рубки. Ампаро возилась у приборной панели, Бургильон, склонившись над штурманской стойкой, прокладывал курс, а Блекмен, стоя спиной к штурвалу, оживленно разглагольствовал. Словом, каждый был чем-то занят.
Павел Борисович отпрянул от круглого глазка и полез на самый верх. Мотало так, словно он стоял на спине загарпуненного кита, в любую минуту готового уйти в глубину или выпрыгнуть в небо. Преодолевая легкое головокружение, Климовицкий прижался к мачте и запрокинул голову, чтобы не видеть серебристо-черную колышущуюся пучину. Низкие рваные тучи проблескивали ледяными прожилками, предвещая чуть ли не снегопад, едва ли возможный в этих широтах. Безостановочно вертелась трубка локатора, ощутимо вибрировали струны натянутых лееров. Под вензельным вымпелом клуба трепетал лоскутик с фамильным, как можно было догадаться, гербом: лебедь и арфа на лазурном поле.
Основательно продрогнув, Павел Борисович вернулся в каюту. Найдя в мини-баре миниатюрную бутылочку рома, проглотил обжигающую жидкость и, надев фланелевую курточку, решительно направился к внутреннему трапу.
Его появление в рубке не вызвало сколько-нибудь заметной реакции. Бургильон ограничился коротким кивком, Джерри, прерванный на полуслове, сделал ручкой, а Ампаро, занятая прослушиванием, даже не повернула головы. Обруч с наушниками, примяв затейливую прическу, смотрелся на ней получше любой диадемы. Серый пушистый свитер и узкие брючки под цвет выгодно оттеняли ее слишком яркую, как показалось при первом взгляде, суровую красоту. Скрадывая очертания, нежный кашемир смягчал бронзовый оттенок загара. Предельно собранную, погруженную в слух, ее трудно было представить себе в открытом купальнике, почти подчеркнуто обнаженной. Климовицкий мог бы поклясться, что какой-нибудь час назад ему привиделась совсем другая женщина.
Расплывчатый, как сквозь матовое стекло, образ Марго высветился перед внутренним взором и медленно истаял в бледно-радужном ореоле, вызвав короткие перебои пульса. Он взглянул на циферблат часов, крестообразно разграфленный красными секторами, и понял, что рация настроена на международную частоту. Истекали последние мгновения сайлинг-периода, когда все судовые станции ведут слуховое наблюдение. В эти минуты — от пятнадцатой до восемнадцатой и от сорок пятой до сорок восьмой каждого часа — прекращаются все передачи, кроме сигналов бедствия.
«Бедствия, срочности и безопасности» — автоматически сработала память. Закончив прослушивание, Ампаро сняла наушники и, просияв голливудской улыбкой, участливо осведомилась:
— Передохнули немножко?
— Так, осмотрелся, — смешался Климовицкий. — Последний раз я плавал лет десять назад, в Японском море… Многое подзабыл, но ничего — наверстаю… Хотелось бы быть полезным, — он вопросительно покосился на Бургильона.
— Архипелаг предъявляет особые требования, — барон отодвинул линейки и, поигрывая измерителем, ободряюще подмигнул, — но мы стараемся не особенно перегружаться. Идем от острова к острову только в светлое время, как во дни Одиссея. Команда, увы, раз-два и обчелся, поэтому обходимся без круглосуточных вахт и не салютуем флагом встречным кораблям.
— Каковы будут мои обязанности?
— Наверное, стоит самому присмотреться? Опыт вождения есть?
— Самый элементарный, — виновато потупился Климовицкий, умолчав о том, что управлял только легкими катерами.
— Ничего страшного. У нас все на автоматике. Бдительность, конечно, нужна. Узкости, рифы, обилие судов, особенно мелких, и все такое. Без зоркого глаза не обойтись, но не боги горшки обжигают.
— Думаю, мне надо продублировать несколько вахт. Как ты на это посмотришь, Рене?
— Мысль здравая, мистер Климовицкий, — задумчиво протянул Бургильон. — В двигателях разбираетесь? Я имею в виду обслуживание. Пока, благодарение Богу, обходилось без особых поломок.
— В случае чего, не подкачаю, — Павел Борисович подавил обиду. В том, что барон поставил его на место, не приняв ритуального амикошонства, следовало винить только себя. Лицедейство окончилось за порогом «Золотой Атлантиды». — Какой-никакой, а инженер, — криво усмехнулся он.
— Не сомневаюсь, — Бургильон мягко отреагировал на невысказанное. — Я не столько расспрашиваю, сколько ищу ответ на ваш вопрос. Вместе с вами, разумеется. Сами-то вы как себя видите?
— Не знаю, право, — смутился Климовицкий. — В экспедициях многим пришлось заниматься. От кухни до рации.
— То, что надо, — подала голос Ампаро. — Мне осточертел камбуз.